- Были…
Дядя Ермолай ошалел… Может быть, мы - в глазах его - тоже на миг подпрыгнули и повисли в воздухе, как вчерашние скирды и кони - отчего-то у него глаза сделались большие и удивленные.
- Были?
- Были.
Он схватил узду… Мы - в разные стороны. Дядя Ермолай постоял с уздой, бросил, сморщился болезненно и пошел прочь, вытирая ладошкой глаза. Он был не очень здоровый.
- Обормоты, - говорил он на ходу. - Не были же, не были - и в глаза врут стоят. Штыбы бы вам околеть, не доживая веку! Штыбы бы вам… жены злые попались!.. Обормоты. В глаза врут стоят - и хоть бы что! О!.. - дядя Ермолай повернулся к нам. - Да ты скажи честно: испужались, можеть, не нашли - нет, в глаза смотрют и врут. Обормоты… По пять трудодней снимаю, раз вы такие.
Днем, когда молотили, дядя Ермолай еще раз подошел к нам.
- Гришка, Васьк… сознайтесь: не были на точке? По пять трудодней не сниму. Не были же?
- Были.
Дядя Ермолай некоторое время смотрел на нас… Потом позвал с собой.
- Идите суда… Идите, идите. Вот тут вот я от дождя прятался, - показал. И посмотрел на нас с мольбой: - А вы где же прятались?
- А мы - с той стороны.
- С какой?
- Ну, с той.
- Да где же с той-то?! Где с той-то? - он опять стал терять терпение. - Я же шумел вас, звал!.. Я ее кругом всю обошел, скирду-то. А молонья такая резала, что тут не то что людей, иголку на земле найдешь. Где были-то?
- Тут.
Дядя Ермолай из последних сил крепился, чтоб опять не взвиться. Опять сморщился…
- Ну, ладно, ладно… Вы, можеть, боитесь, что я ругаться буду? Не буду. Только честно скажите: где ночевали? Не скину по пять трудодней… Где ночевали?
- На току.
- Да где на току-то!! - сорвался дядя Ермолай. - Где на току-то?! Где, когда я… У-у, обормоты! - он запекал глазами - чем бы огреть нас.
Мы убежали.
Дядя Ермолай ушел за скирду… Опять, наверно, всплакнул.
Теперь, много-много лет спустя, когда я бываю дома и прихожу на кладбище помянуть покойных родных, я вижу на одном кресте: «Емельянов Ермолай …вич».
Ермолай Григорьевич, дядя Ермолай. И его тоже поминаю - стою над могилой, думаю. И дума моя о нем - простая: вечный был труженик, добрый, честный человек. Как, впрочем, все тут, как дед мой, бабка. Простая дума. Только додумать я ее не умею, со всеми своими институтами и книжками. Например: что был в этом, в их жизни, какой-то большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или - не было никакого смысла, а была одна работа, работа… Работали да детей рожали. Видел же я потом других людей… Вовсе не лодырей, нет, но… свою жизнь они понимают иначе. Да сам я ее понимаю теперь иначе! Но только когда смотрю на эти холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее?
