Далекие зимние вечера | страница 42
Юрка слушал и с удовольствием уписывал мерзлое душистое сало, действительно на редкость вкусное.
- Ох, здорово! Спасибо.
- Наелся?
- Ага. - Юрка убрал со стола хлеб, чайник. Сало еще осталось. - А это куда?
- Вынеси в сени, на кадушку. Вечером ишо поешь.
Юрка вынес сало в сенцы. Вернулся, похлопал себя по животу, сказал весело:
- Теперь голова лучше будет соображать… А то… это… сидишь маленько кружится.
- Ну вот, - сказал довольный дед, укладываясь опять на спину. - Ох, мать твою в душеньку!.. Как ляжешь, так опять подступает.
- Может, я пойду куплю четвертинку! - предложил Юрка.
Дед помолчал.
- Ладно… пройдет так. Потом, попозже, курям посыплешь да коровенке на ночь пару навильников дашь. Воротчики только закрыть не забудь!
- Ладно. Значит, так: что у нас еще осталось? География. Сейчас мы ее… галопом. - Юрке сделалось весело: поел хорошо, уроки почти готовы - вечером можно на лыжах покататься.
- А у его чего же родных-то никого, што ли, не было? - спросил вдруг старик.
- У кого? - не понял Юрка.
- У того академика-то. Одни студенты стояли?
- У Павлова-то? Были, наверно. Я точно не знаю. Завтра спрошу в школе.
- Дети-то были, поди?
- Наверно. Завтра узнаю.
- Были, конешно. Никого если бы не было родных-то, не много надиктуешь. Одному-то плохо.
Юрка не стал возражать. Можно было сказать: а студенты-то! Но он не стал говорить.
- Конечно, - согласился он. - Одному плохо.
ДЯДЯ ЕРМОЛАЙ
Вспоминаю из детства один случай.
Была страда. Отмолотились в тот день рано, потому что заходил дождь. Небо - синим-сине, и уж дергал ветер. Мы, ребятишки, рады были дождю, рады были отдохнуть, а дядя Ермолай, бригадир, недовольно поглядывал на тучу и не спешил.
- Не будет никакого дождя. Пронесет все с бурей, - ему охота было домолотить скирду. Но… все уж собирались, и он скрепя сердце тоже стал собираться.
До бригадного дома километра полтора. Пока добрались, пустили коней и поужинали, густая синева небесная наползла, но дождя не было. Налетел сильный ветер, поднялась пыль… Во мгле трепетно вспыхивали молнии и гремел гром. Ветер рвал, носил, а дождя не было.
- Самая воровская ночь, - сказал дядя Ермолай. - Ну-ка, Гришка… - дядя Ермолай поискал глазами, я попался ему, - Гришка с Васькой, идите на точок - там ночуете. А то как бы в такую-то ночку не подъехал кто да не нагреб зерна. Ночь-то… самая такая.
Мы с Гришкой пошли на ток.
Полтора километра, которые мы давеча проскакали мигом, теперь показались нам долгими и опасными. Гроза разыгралась вовсю: вспыхивало и гремело со всех сторон! Прилетали редкие капли, больно били по лицу. Пахло пылью и чем-то вроде жженым - резко, горько. Так пахнет, когда кресалом бьют по кремнию, добывая огонь.