– Должно быть, ему тут все-таки скучновато, – сказал Жонкьер.
– Ничуть.
– Тогда он – единственное исключение.
И тут Жонкьер посмотрел на меня так, словно призывал в свидетели неискренности мадам Рувр.
– Спросите у Эрбуаза, весело ли ему тут, – добавил он.
Я просто оторопел. Как это он учуял, что я задыхаюсь от скуки.
– Позвольте. Я…
Но он прервал меня.
– В детстве – школа-интернат. В молодости – казарма. В зрелом возрасте – брак. В старости – дом для престарелых. Воздуха! Воздуха!
Он встал и поднес ладонь ко лбу, как если бы почувствовал головокружение.
– Извините меня, – сказал он и направился в холл.
Я поднял салфетку, которую он уронил.
– Но что же это с ним творится? – удивился Вильбер. – Не иначе как приболел, если ушел сразу после супа при его-то завидном аппетите.
– У меня такое впечатление, что он чем-то рассержен, – заметила мадам Рувр.
Ни одной фальшивой ноты в голосе. Она уверенно разыгрывала вежливое безразличие, которым я любовался.
– Возможно, это припадок неврастении, – предположил я. – Или, скорее, наплыв черных мыслей. Время от времени такое случается со всеми нами. Достаточно какой-либо неприятности.
Это слово, по идее, должно было привести ее в замешательство. Я ждал, не знаю чего… что она моргнет, подожмет губы. Напрасно.
– Эрбуаз прав, – сказал Вильбер. – Неизбежно выпадают такие дни, когда ощущаешь тяжесть лет. Но сдерживаешься, черт побери! Возьмите, к примеру, меня, я утверждаю…
Он приободрился. Оставалось только слушать его, время от времени кивая, когда он искал одобрения. Он явно докучал мадам Рувр. И тем не менее она улыбалась, как бы побуждая его продолжать. Быть может, под этой маской любезности она кипела от нетерпения. Женское двуличие – я видел его на деле. Я захватил его с поличным. Я, кто так долго задавался вопросом и, впрочем, задается до сих пор: как Арлетта сумела до последнего момента утаивать свои истинные чувства… Так вот оно… она пряталась за такой же вот улыбкой, которая совершенно сбивает с толку, создает у вас впечатление, что вы умный, что вы нравитесь. А этот несчастный идиот Вильбер выставлял напоказ все свои старческие прелести. Засохший вдовец готов был зазеленеть. Еще немного – и, глядишь, он влюбится.
Мне и самому захотелось закричать: «Воздуха! Воздуха!» Но я не желал выглядеть грубым и ждал, пока мадам Рувр сочтет уместным удалиться, чтобы последовать ее примеру, не обидев Вильбера.
– Какая очаровательная женщина, – произнес он. – Нужно быть таким мужланом, как Жонкьер, чтобы этого не замечать.
