В огромном зале наступила тревожная тишина.
Михаил медленно вдохнул, потом выдохнул. Он долго вглядывался в лицо епископа, однако Константин не дрогнул.
Виченце набрал воздуха в грудь, собираясь что-то сказать, но Паломбара больно толкнул его локтем в бок, и тот ахнул.
– Я не уверен, что Кирилл Хониат осознает необходимость этого союза, – после затянувшейся паузы произнес Михаил. – Он идеалист, а я – сторонник практических решений.
– Практицизм – это искусство, которое всегда приносит пользу, ваше величество, – ответил Константин. – Я знаю, что вы – истинный сын нашей Церкви и уверены в том, что вера в Бога обязательно дает результаты.
Паломбара с трудом сдержал улыбку, но на него никто не смотрел.
– Если я решу обратиться за помощью к Кириллу, – сказал Михаил, тщательно подбирая слова и глядя в лицо епископа немигающими глазами, – то именно ты будешь человеком, которого я к нему пошлю. А пока я надеюсь, что ты сделаешь все, чтобы убедить свою паству сохранять веру в Бога и императора.
Константин поклонился – без особого почтения и подобострастия.
Вскоре легатам разрешили удалиться.
– Этот евнух – очень неприятный тип, – сказал Виченце по-итальянски, потому что к выходу их сопровождал варяжский стражник.
Из окон открывался восхитительный вид на город. Виченце слегка передернул плечами и скривил губы от отвращения.
– Если мы не сможем изменить таких… людей, – он старательно избегал слова «мужчин», – то нам придется придумать, как их ниспровергнуть.
– Было время, когда евнухи занимали важные посты при императорском дворе и полностью им управляли, – сказал Паломбара, испытывая какое-то извращенное удовольствие. – Они были епископами, полководцами, советниками императора, юристами, математиками, философами и лекарями.
– Пусть Рим положит этому конец! – воскликнул Виченце с возмущением, но не без удовольствия. – Нам нельзя медлить.
И он так быстро зашагал вперед, что Паломбара с трудом за ним поспевал.
Паломбара задумался о том, как именно император может упрочить свой авторитет среди собственного народа. Если византийцы действительно считают его «равноапостольным», то, возможно, верят в то, что он и в отношении религии поступает правильно.
Легат направился к великому собору Святой Софии, но не для того, чтобы поклониться святыни, и уж тем более он не собирался участвовать в православном богослужении. Ему хотелось понять различие между греческим и римским обрядами.
Служба оказалась более эмоционально насыщенной, чем он ожидал. В ней была страстная торжественность, соответствующая атмосфере этого древнего храма, украшенного мозаиками, иконами, колоннами и позолоченными нишами, в которых помещались прекрасные статуи святых со скорбными глазами, Богоматери и самого Христа. В тусклом свете свечей они казались живыми. Папский легат невольно восхитился этим строением. Огромный купол словно парил над окнами, расположенными по кругу высоко под сводом, который, казалось, ничто не поддерживало. Паломбара слышал легенду о том, что соорудить этот свод было выше человеческих возможностей и что огромный купол чудесным образом поддерживали на золотых цепях небесные ангелы, до тех пор пока не были построены колонны. В свое время эта история сильно его позабавила, но сейчас показалась не такой уж неправдоподобной.
