Урамбо | страница 42



Такого голубого счастья

Мы в этом мире не найдем.

Но если огненные боги

Свои нам чары отдадут,

В какие страшные чертоги

Нас пропилеи приведут!

Наш домик маленький и тесный…

Наш домик маленький и тесный

И мебель — стул, кровать и стол,

Но в нашем сердце он — чудесный

Морей коралловых атолл.

Мы здесь с тобой — ночные воры,

Мы счастье страшное крадем.

Его, через моря и горы,

С тобой, как знамя, пронесем.

Качают розовые волны

Друг с другом сжатые сердца;

И всеобъемлюще огромны

Глаза блаженного лица.

Мы будем счастливы недолго;

Но завтра ты придешь опять!..

И пусть потом — проклятье долга,

Как траур, будешь коротать.

Мне это необходимо, я знаю…

Мне это необходимо, я знаю,

Целовать чьи-то чужие губы,

Пока рассвет холодный и грубый

Не рассеял туманные тайны.

Если можешь — прости за это.

Я болею твоей же болью…

Но сердце, — сердце поэта

Все равно не изменишь любовью.

Ты, хорошенький, дашь мне десять?

— Ты, хорошенький, дашь мне десять?

Комната у меня своя.

А слева ущербный месяц,

В комнате большая кровать.

С кровати встала старуха,

Зло посмотрела в глаза,

Уходя, уронила глухо:

— В «Треугольник» хотели взять.

Раз живешь со всеми в стойле,

Нужно быть таким, как все.

— Что же, спой, — говорю я Оле

В черную пасть занавес.

Дух — словно океан огромный…

Дух — словно океан огромный,

Чем ниже в глубь его уйдешь,

Тем чудищ все странней изломы, —

Где ложь, где правда — не поймешь.

Воспоминания и грезы,

Как стебли дымные встают

И словно огненные розы

В мозгу расплавленном цветут.

Но сердце бьется равномерно.

В глазах спокойный долгий свет:

Ведь хорошо узнать наверно,

Что никакой надежды нет.

И можно делать все, что хочешь

И смерть — послушная раба… —

В дневной тоске, в угаре ночи,

Лишь позови — придет любя.

Бесцельность

Во мне горят огромные мечты,

Кристаллы грез огромной красоты.

Они, как сон, в моей душе замкнуты,

Они живут в тягчайшие минуты.

Но для кого возможны эти сны

В немых снегах чудовищной страны,

Где вечно гибнет воля к воплощенью

И мысль покрыта тусклой страшной тенью?

Невероятный, беспокойный сплин

И блеск недосягаемых вершин;

Такая жажда отдавать и биться!..

Но тот же Мир мне непрерывно снится.

Великий или Тихий океан?..

Зачем? — В притонах будешь так же пьян, —

Там страсти падают все ниже, ниже

И жизнь становится понятнее и ближе.

О эти прихоти блуждающей души,

Рожденные в безжалостной глуши

Одних и тех же яростных стремлений,

Однообразных жалких вожделений!

Ах все равно нам быть или не быть, —

И жизнь и сон затем, чтобы забыть

В их сменах утомительно бесцельных