«Могу только посочувствовать, — вздохнул Объемов. — Это называется перестройка».
«Возможно, — не стала спорить Алгбета, — но ферму не перестроили, а сожгли».
«Вы помните, — он отложил книгу в сторону, — что произошло с Советским Союзом?»
«Я пережила много перестроек, — сказала Алгбета, слегка, как показалось Объемову, дернувшись лицом при упоминании Советского Союза. — Чехословакия, Словакия, снова Чехословакия, наконец, Южная Африка…»
«Значит, у вас есть опыт. — У него возникла мысль угостить алфавитную даму араком. — Вы знаете, что надо делать».
«Делать?» — переспросила Алгбета и… продолжила на немецком.
«Нихт ферштейн», — полез в сумку за бутылкой Объемов.
«Люди, не способные собрать силы для битвы, должны уйти, — вернулась на русский Алгбета. — Это не мои слова, — уточнила, видя, что он не знает, как ответить. — Его! — ткнула пальцем в фотографию на обложке. — Он так сказал из окна Пражского Града».
«Какие люди? Куда уйти?»
«В никуда, — ответила Алгбета. — Силу, которую он имел в виду, уже не собрать. Вернее, ее не позволят собрать. Однако она все равно соберется и… уничтожит тех, кто мешает ее собрать».
«Он вам нравится, — повернул Феста обложкой в сторону Алгбеты Объемов. — Вы сожалеете, что у него не получилось».
«Я его ненавижу, — не дрогнула Алгбета под пронзительным взглядом фюрера. — Он разрушил мою жизнь. Но был момент… на площади в Граде. Мне было пятнадцать. Не знаю, как это звучит на русском… Скрытый оргазм, да, я его ощутила. Тот теплый весенний ветер с сиреневыми и розовыми лепестками… как будто влетел мне под юбку… С тех пор я в бесконечном полете, — добавила мрачно, — только уже без оргазма. После войны — по лагерям. Потом через Аргентину в Южную Африку. Сейчас из Южной Африки в Словакию, а может, в Голландию, не знаю».
«Кем был ваш отец?» — спросил Объемов.
«Министром почты в правительстве Тисо, — ответила Алгбета. — Коммунисты его расстреляли в сорок шестом. Адвокат мне сказал, что сейчас приговор можно обжаловать в Европейском суде. Если он не совершал военных преступлений, могут даже назначить пенсию».
«Жизнь налаживается, — констатировал Объемов. — Хотите, подарю вам эту книгу?»
«По-моему, вы хотите предложить мне выпить, — усмехнулась женщина. — Это самый верный способ наладить жизнь».
«Как товарищу по несчастью… Я имею в виду перестройку и туман», — спохватился Объемов, свинчивая крышку с бутылки.
Успокоительный запах аниса распространился по воздуху со скоростью перемешавшего лепестки и слова фюрера весеннего ветра, на порыв которого много лет назад столь неожиданно отреагировал юный организм Алгбеты. Он ее согрел, подумал Объемов, растопил ее девство, а потом она угодила… в холодильник.
