Белая буква | страница 70
Мы спим, покосился на лишние подушки в головах Объемов, и видим во сне личность, готовую принять на себя бремя действия. Иначе Россия, вспомнил он свой недавний позор, не поедет. Как она поедет, если мы (он снова с дрожью вспомнил Каролину в очках и парике) сами себя обхватили жилистыми ногами, а в задницу нам (вспомнил Олесю) вонзила железный каблук подлая воровская власть? Проснуться шансов нет. Будильники отключены и спрятаны. Власть делает все, чтобы сон превратился в кому, чтобы Илюша Муромец никогда не проснулся.
Единственная надежда — несбыточная? — что некая, появившаяся неизвестно откуда личность взломает сон, как подводная лодка арктический лед. И тогда бремя действия волшебным образом преобразуется во время, точнее, в радость действия пробудившихся масс. Тогда зазвенят кимвалы новой общественно-экономической формации, кровь оросит надежду. А потом, отважно заглянул в будущее Объемов, после великой победы или сокрушительного поражения (это две разведенные во времени и пространстве стороны одной медали), надежда погаснет, растворится в ничтожестве подлого повседневного бытия, чтобы по прошествии времени снова воссиять и воззвать! Только вот, отстраненно и холодно подумал писатель Василий Объемов, крови для ее орошения с каждым разом будет требоваться все больше и больше. Кровь в этой радости всегда идет по нарастающей. Революция — смеющийся вампир, вспомнились ему слова отправившего немало людей на гильотину и в итоге самого сложившего голову под ее косым ножом якобинца Сен-Жюста. Объемов как будто увидел растянувшуюся в ночном небе кровавую ухмылку, как некогда Алиса в Зазеркалье увидела улыбку Чеширского Кота.
А еще, продолжил он мысль, внутри массового действия сама собой отольется новая форма для отливки новых людей. Кто-то отольется для радости, а кто-то уйдет в отвал. И не будет между людьми радости и людьми отвала мира и сотрудничества, а будет боль, ненависть и… новая революция. Вампир всегда смеется последним, потому что смеется и над победителями, и над побежденными. А еще — потому что по своему усмотрению меняет их местами.