Белая буква | страница 62



— Дочь? — Объемов сам начал удивляться своей памяти. — Из Умани?

— Из Одессы. Я Олеську сразу вызвала, как узнала про самолет, сказала, чтобы никому ни слова и только на попутках. Если меня возьмут, так хоть она ему поможет. А я потом… С Украиной пока граница без проблем. Они ее точно в лицо не знают. Имя до паспорта у нее было Ольга, а отчество я по деду ей сделала Андреевна. Фамилия вообще по первому мужу, тоже хохол был, только из Полтавы, и тоже сволочь — другую бабу в дом привел, стал с ней жить при живой жене. Так что никаких концов.

— Ты его видела? — повторил Объемов, пытаясь вспомнить, где он недавно слышал про Олеську.

Вспомнил! Не слышал, а читал. Объявление с отрывными телефонными хвостиками на фонарном столбе на гостиничной автостоянке: «Олеся. 27 лет. Ахнешь! Звони!» Уже ахнул, мрачно подумал Объемов, и… пусть анонимно, но позвонил.

Зачем-то спросил:

— Сколько ей лет?

— Кому? — удивилась Каролина.

— Олеське.

— Тридцать. А что?

— Убавила, — покачал головой Объемов.

Они притихли, услышав рассыпчатый каблучный стук по голой коридорной плитке. В дверь легко, как бросили горсть сухих горошин, постучали.

— Открой, — попросила Каролина. — Это она. Что-то случилось. Мы не договаривались, что она сюда.

— Не успею одеться, — растерялся Объемов, вновь утрачивая контроль (хотя бы мысленный) над реальностью.

— Быстрей! Я же голая!

— Хорошо, — пожал плечами Объемов, удивляясь такой неожиданной стыдливости.

Свесил ноги с кровати. Страх, возбуждение, желание что-то выяснить, куда-то бежать вдруг сменились в нем дебильной покорностью и обездвиженностью. Вот так и несчастная Россия, успел подумать Объемов, нащупывая вялыми, как снулые рыбы, ступнями тапочки, кто на нее рявкнет, ошарашит, наговорит с три короба, под того она и ложится… Особенно если он… то есть она (покосился на Каролину), в парике и очках… Так сказать, в пассионарном прикиде. Бери голыми руками.

— Ну! — поторопила Каролина.

Объемов, поправив трусы и слегка втянув живот, открыл дверь. В номер, едва не сшибив, влетела Олеська. Объемов уже устал чему-либо удивляться, а потому совсем не удивился, что она была натурально (видимо, это у них семейное) голая, но в туфлях на металлических шпильках, как ведьма Гелла из бессмертного романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Впрочем, в отличие от Геллы, Олеська все же небрежно прикрывалась прижимаемым к груди ворохом одежды, из глубины которого пружинисто свесился бюстгальтер. Качающимися своими чашечками он напоминал маятник сюрреалистических часов, отсчитывающий… что?