Эту девушку, что живёт в Марианской впадине
Его смуглой грудинной ямки.
Он ведь вовсе не мне готовится – сладок, тёпленек,
Приправляется, сервируется и несётся;
Я ловлю его ртом, как пёс, как сквозь ил утопленник
Ловит
Плавленое солнце.
Утро близится, тьма все едче,
Зябче; трещинка на губе.
Хочется позвонить себе
И услышать, как в глупом скетче:
– Как ты, детка? Так грустно, Боже!
– Здравствуйте, я автоответчик. Перезвоните позже.
Я могу ведь совсем иначе: оборки-платьица,
Мысли-фантики, губки-бантики; ближе к массам.
Я умею; но мне совсем не за это платится.
А за то, чтобы я ходила наружу мясом.
А за то, что ведь я, щенок, молодая-ранняя —
Больше прочих богам угодна – и час неровен.
А за то, что всегда танцую на самой грани я.
А за это мое бессмертное умирание
На расчетливых углях взрослых чужих жаровен.
А за то, что других юнцов, что мычат «а чё ваще?»
Под пивко и истошный мат, что б ни говорили —
Через несколько лет со мной подадут, как овощи —
Подпечённых на том же гриле.
Деточка, зачем тебе это всё?
Поезжай на юг, почитай Басё,
Поучись общаться, не матерясь —
От тебя же грязь.
Деточка, зачем тебе эти все?
Прекрати ладони лизать попсе,
Не питайся славой, как паразит —
От тебя разит.
Деточка, зачем тебе ты-то вся?
Поживи-ка, в зеркало не кося.
С птичкой за окном, с чаем с имбирём.
Всё равно умрём.
