— Ну что, — сказал он почти развязным тоном, — хорошо ли мы поохотились, господин Мишель?
Вместо ответа молодой человек снял с плеча охотничью сумку и бросил к ногам крестьянина.
Сквозь плотную сетчатую ткань тот заметил шелковистую желтоватую шерсть зайца.
— Ого! — сказал он. — Капуцин! Для начала совсем недурно, господин Мишель.
С этими словами он вытащил зайца из сумки, осмотрел его взглядом знатока, легонько пощупал брюхо, как если бы он слабо надеялся на то, что столь неопытный охотник, каким, казалось, был г-н Мишель, примет необходимые меры предосторожности для сохранения дичи.
— Ах ты дьявольщина! — воскликнул он, закончив осмотр. — Да он стоит три франка десять су как один лиар! Славный у вас получился выстрел, господин Мишель, вот что я вам скажу. И вы, должно быть, нашли, что куда интереснее свертывать из книг пыжи, чем читать их, как вы это делали час назад, когда мы повстречались.
— Вот уж нет, папаша Куртен, — ответил юноша. — Я все-таки больше люблю свои книги, чем ваше ружье.
— Может, вы и правы, господин Мишель, — ответил Куртен, по чьему лицу промелькнула тень недовольства, — если бы ваш покойный отец был того же мнения, с ним бы ничего не произошло. Что до меня, то я, если б мне, бедняге, не надо было работать по двенадцать часов в сутки, охотился бы не только по ночам.
— Так, значит, вы по-прежнему посещаете ваш шалаш, Куртен? — осведомился молодой человек.
— Да, господин Мишель, время от времени, чтобы развлечься.
— Придется вам иметь дело с жандармами!
— Ба! Бездельники они, ваши жандармы. Не поймать им меня, слишком поздно просыпаются.
А затем, придав лицу то хитроватое выражение, какое он обычно старался скрыть, добавил:
— Право же, господин Мишель, я в этих делах смыслю побольше, чем жандармы. Второго Куртена в наших краях нс найдешь, и единственное средство помешать мне охотиться — это сделать меня егерем, как Жана Уллье.
Но Мишель ничего не ответил на этот прозрачный намек, а поскольку он не знал, кто такой Жан Уллье, то вторая половина фразы осталась для него столь же непонятной, как и первая.
— Вот ваше ружье, Куртен, — сказал он, протягивая его крестьянину. — Благодарю вас за то, что вы решились одолжить его мне. Намерения у вас были самые добрые, и не ваша вина, если я не нахожу, как все остальные люди, удовольствия в охоте.
— Надо попробовать еще разок, господин Мишель, надо войти во вкус: чем позже начнешь, тем лучше дело пойдет. Я слышал от любителей устриц, съедавших за обедом по тридцать дюжин, что до двадцати лет они и смотреть на них не могли. Выходите из замка с книгой, как сегодня утром, и госпожа баронесса ни о чем не догадается; зайдите к папаше Куртену на его поле — эта хлопушка всегда будет в вашем распоряжении, и, коли работа терпит, я подниму для вас дичь. А сейчас пойду поставлю ружье в козлы.
