— Ах, так вы родственники? А я и не знал!
— И близкие, мой юный друг, очень близкие, но не до такой степени, когда запрещено вступление в брак: мой дед был сыном одного из племянников двоюродного брата двоюродной бабушки Мод.
— Ну, теперь с родством все ясно.
Мод покраснела и взглянула на Робина так, будто просила пощадить ее. Бутылки опустошались, кружки стучали по столу, в буфетной звенел смех и слышался звук поцелуев, сорванных с губок Мод.
И тут, в самый разгар веселья, дверь буфетной внезапно отворилась и на пороге появился сержант в сопровождении шести солдат.
Сержант галантно поклонился девушке и, строго взглянув на сотрапезников, спросил:
— Вы спутники чужестранца, явившегося посетить нашего господина, лорда Фиц-Олвина, барона Ноттингема?
— Да, — спокойно подтвердил Робин.
— Ну, и дальше что? — дерзко спросил брат Тук.
— Следуйте за мной в покои милорда.
— А зачем? — снова спросил Тук.
— Не знаю. Такой приказ. Повинуйтесь.
— Но перед уходом выпейте глоточек, — сказала красотка Мод, подавая солдату кружку эля, — это вам не повредит.
— Охотно.
И, осушив кружку, сержант вторично приказал сотрапезникам Мод следовать за ним.
Робин и Тук подчинились, с сожалением оставив хорошенькую Мод в буфетной одну и в печали.
Пройдя по огромным галереям, а потом через оружейный зал, отряд оказался перед тяжелой дубовой дверью, и сержант трижды громко постучал в нее.
— Входите! — грубым голосом крикнули из-за двери.
— Следуйте за мной, — сказал сержант Робину и Туку.
— Входите, да входите же, разбойники, негодяи, висельники! Входите, — громовым голосом повторял старый барон. — Входите, Симон.
Наконец сержант отворил дверь.
— Ага! Вот и вы, мошенники! Где ты пропадал столько времени, я ведь тебя за ними давно послал? — произнес барон, бросая на командира маленького отряда испепеляющий взгляд.
— Да будет вашей светлости известно, я…
— Лжешь, собака! Как ты смеешь оправдываться, заставив меня прождать три часа?!
— Три часа? Милорд ошибается, и пяти минут не прошло, как вы приказали мне привести сюда этих людей.
— Наглый раб! Он смеет уличать меня, да еще глядя мне в глаза! А вы, плуты, — добавил он, обращаясь к ошеломленным солдатам, — не смейте больше повиноваться этому изменнику; обезоружить его, связать — и в камеру! А если только он посмеет сопротивляться, бросьте его в каменный мешок — нечего его жалеть! Живо! Действуйте!
Солдаты переглянулись, стараясь приободрить друг друга, и направились к своему командиру, чтобы обезоружить его; сержант был ни жив ни мертв, но не произнес ни слова.
