Но Дьёдонне, напротив, вступил в брак, и барон расцени вал как верх неприличия то, что младший брат, а значит, существо, которое в его глазах принадлежало к среднему роду, помыслил жениться, лишив таким образом будущих сыновей старшего брата того состояния, которое, будучи отобранным у их отца, должно было бы, по крайней мере, быть возвращено его детям.
Так что во время первого же свидания барон изложил шевалье свои мысли и чувства по этому поводу и с восхитительной самоуверенностью добавил, что Провидение, не позволившее г-же де ла Гравери благополучно доходить ее первую беременность, и дальше откажет — по крайней мере, он питает подобную надежду — в каком-либо потомстве этой поистине контрабандной чете, и сделает так, что рано или поздно наследство канониссы вернется к старшей ветви рода, ведь оно принадлежит ей по праву.
Это вступление вывело из себя г-жу де ла Гравери, сопровождавшую супруга к барону, и вызвало две крупные слезы на глазах Дьёдонне.
Мечтая стать прекрасным отцом, он оплакивал свое потомство, по приговору барона не имевшее права появиться на свет.
Он переводил взор то на жену, то на брата, и, казалось, спрашивал у того, как он может ставить ему в упрек его Матильду, такую милую, такую добрую, такую любящую.
Достоинства, которыми обладала молодая женщина и которые его любовь удваивала, утраивала, учетверяла, разве не служили достаточным оправданием? Или, подобно Альцесту, барон поклялся вечно ненавидеть женщин?
Но, обратившись мыслями к себе самому, подумав, что в самом деле он, остававшийся во Франции, не подвергавшийся никаким превратностям войны и никаким лишениям жизни в эмиграции, был теперь богат, в то время как его брат вернулся из изгнания лишь со шпагой на боку и эполетами на плечах; рассудив так, он испытал некоторые сомнения и спросил себя, не поступил ли он дурно, приняв наследство тетушки де Ботерн.
Тогда, даже не потрудившись все хорошенько обдумать, не останавливаясь перед знаками протеста, которые подавала ему кроткая Матильда, не желавшая следовать примеру святого Мартина и довольствоваться половиной плаща, попросив прощения у старшего брата за допущенную ошибку, последствия которой он только что осознал, Дьёдонне в тот же миг потребовал, чтобы барон взял себе половину состояния канониссы, и пожелал в тот же день подписать дарственную.
Барон согласился, не заставив себя долго упрашивать.
