Тем не менее что-то его все-таки заинтересовало, потому что под конец он спросил:
– Так ты говоришь, Чедервеген? А какой номер?
Колльберг повторил номер дома.
– Хм, – сказал Ларссон. – Может быть, тут я сумею что-то сделать.
– Спасибо, – выдавил из себя Колльберг.
– А я не для тебя стараюсь, – сказал Ларссон, будто и в самом деле имел в виду какие-то свои цели.
А он их и имел.
Колльберг удивился этой заинтересованности. Желание помочь другому никогда не было характерной чертой Гюнвальда Ларссона.
– Что касается этой потаскухи Ханссон, – мрачно произнес Ларссон, – то тебе лучше всего поговорить с полицией нравов. Конечно же, в Мальмё на первом допросе ей пришлось показать свое удостоверение личности. Так что зовут ее скорее всего Хеленой Ханссон. А вот адрес она могла соврать какой угодно.
Колльберг повесил трубку, потом тут же набрал еще один номер. На этот раз он звонил Осе Турелль, в полицию нравов.
Закончив разговор по телефону, Гюнвальд Ларссон тут же спустился вниз, сел в машину и поехал прямым путем на Лидинге.
Он рассматривал свои тяжелые ладони, лежавшие на баранке, и посмеивался про себя. Юмор висельника.
Приехав на Чедервеген, он бросил беглый взгляд на по-прежнему мертвый дом Бруберга и направился к соседней вилле. Позвонил. Дверь открыла та же тощая блондинка, которая двумя часами ранее выпроводила Колльберга.
– Гюнвальд, – ошеломленно сказала она теперь. – Какого… Как ты смел сюда явиться?
– О, – насмешливо ответил он. – Старая любовь не ржавеет.
– Я не видела тебя больше десяти лет, и за это благодарна. – Нахмурив светлые брови, она подозрительно спросила: – Это не ты подослал ко мне того толстяка, что приходил сегодня утром?
– Нет, не я. Хотя я пришел по тому же делу.
– Могу повторить только то же, что сказала ему. Я не шпионю за своими соседями.
– Нет? А впустить меня в дом ты собираешься? Или мне разнести эти твои дурацкие палисандровые двери?
– Я на твоем месте умерла бы от стыда. Хотя у тебя не хватит тонкости для этого.
– Потихоньку исправляюсь.
– Уж лучше входи, чем стоять здесь и позорить меня.
Она распахнула дверь. Гюнвальд Ларссон перешагнул порог.
– А где эта вонючка, муж твой?
– Хюгольд в штабе. У него сейчас много работы, очень ответственной.
– И ему не удалось тебя обрюхатить за тринадцать или за сколько там лет?
– Одиннадцать, – сказала она. – И не хами. Впрочем, я дома не одна.
– Вот как? И любовника завела? Небось какой-нибудь курсантик?
– Оставь при себе эти вульгарные шуточки. Ко мне на чашку чая заглянула подруга детства. Соня. Может быть, ты ее помнишь?
