Мы часто работали вдвоем с моим новым товарищем из Новороссийска, Леней Троцким, с которым подружились сразу же по приезде в Москву. Но после инцидента на съемке Лене отказали в работе. А случилось следующее.
Мы сидели на лесах рядом, и каждый корпел над своим прибором, как умел. Леня очень старался «не мигать», но ничего не получалось — проклятый прибор подмигивал в самое неподходящее время. Оператор грозно показал ему кулак и сделал такой жест ногой, показав на одно мест, что сомневаться не приходилось: если еще раз мигнет, то придется вылететь со студии. Леня, бедный, старался изо всех сил, но после возгласа режиссера: «Камера! Начали!» — пятисотка просто погасла. Леня не стал дожидаться вторичного красноречивого жеста в свой адрес и начал спускаться с лесов вниз. Когда он спустился и, расстроенный и пристыженный, покидал павильон, он не заметил толстый кабель, зацепил его и стащил на себя злополучный прибор. Пятисотка накрыла его. Раздался дикий крик. Все кинулись и извлекли бедного Троцкого с кровавыми синяками на голове. Он так испугался, что его выгонят со студии, что боли не чувствовал совсем. Перепуганный оператор прибежал к месту происшествия и не только не ругал, а обнимал и успокаивал Леню. Леня чудом уцелел, но со студии его все-таки уволили.
Мы часто снимались в массовках. Нам платили «большие», по нашим представлениям, деньги. Ведь в Москве приходилось жестко укладываться в тридцать — сорок копеек в день.
Приближались испытания. Все страшно нервничали, даже видавшие виды «повторники», которых было достаточно. Но вели они себя — особенно вначале, до испытаний — как уже поступившие, как студенты. Преподавателей звали не иначе, как Ваня, Толя, Саша, как будто бы были с ними на короткой ноге.
В техникум то и дело приходили знаменитые режиссеры, чтобы отобрать ребят на съемки. Тогда еще они предпочитали делать это сами. Мы смотрели на них, как на людей, сошедших с Олимпа. Пудовкин, Протазанов, Эйзенштейн. Боже мой. Эйзенштейн! Проходя мимо нас, он вдруг поздоровался со мной, пожал руку, похлопал по плечу, что-то хотел спросить, но, очевидно, поняв, что принял меня за другого, просто сказал: «Ну, как дела?» — и пошел дальше.
Я решил, что это сама судьба в лице знаменитого режиссера отмечает меня… Я всегда был фантазером. Кто-то обиженно спросил: «Почему ты раньше не говорил, что знаком с ним?» Я промолчал. Не говорить же, что это просто ошибка, счастливая случайность.
