— Черт побери! Его нужно спасти! — воскликнул Эзра, засунув руки глубоко в карманы брюк и задумчиво жмурясь. — А деньги этой девушки? Не могли бы мы ими временно воспользоваться?
— К сожалению, это невозможно, — со вздохом ответил его отец. — По условиям завещания даже она сама до совершеннолетия не может ими распоряжаться. И до тех пор деньги останутся неприкосновенными, если только она не выйдет замуж или… не умрет.
— В таком случае мы должны получить их единственным доступным нам путем.
— А именно?
— Я женюсь на ней.
— Ты согласен?
— Да. Вот вам моя рука.
— Значит, мы спасены! — воскликнул старик, воздевая к небу дрожащие руки. — «Гердлстон и сын» выдержит и эту бурю.
— После чего Гердлстон удалится от дел, — заметил Эзра. — Я иду на это не ради вас, а ради себя самого.
С этими откровенными словами он надел шляпу и отправился на Эклстон-сквер.
Глава XXIV
Опасное обещание
Пока Эзра Гердлстон был в Африке, жизнь нашей героини текла еще более монотонно, чем прежде. Жилище старого коммерсанта во всем напоминало своего хозяина. Сам дом был строгим и угрюмым, и каждая комната, несмотря на великолепную мебель и отделку, казалась унылой и неуютной. И все слуги, за одним-единственным исключением, производили гнетущее впечатление, все, от суровой экономки до лакея-кальвиниста. Единственным же исключением из этого общего правила была Ребекка Тейлфорс, горничная Кэт, носившая яркие платья темноглазая девица с громким голосом, которая горько плакала, когда Эзра уехал в Африку. Присутствие этой молодой особы в доме было очень неприятно Кэт, да и самому Джону Гердлстону тоже, и он не отказывал ей от места только потому, что опасался поссориться с сыном, а это могло положить конец всем его планам.
Все эти месяцы единственным собеседником Кэт был сам старый коммерсант, но их разговоры обычно исчерпывались несколькими фразами за завтраком, когда они вежливо справлялись о здоровье друг друга. Возвращаясь вечером из Сити, Гердлстон теперь всегда был мрачен и обедал молча и торопливо. После обеда он аккуратно прочитывал финансовые столбцы в газетах и занимался этим до самого отхода ко сну. Иногда Кэт читала ему газеты вслух, и жизнь ее была настолько скучна, что ей казались интересными даже колебания биржевых курсов и акций. После того как газеты были прочитаны, звонок созывал слуг, и когда они все собирались, коммерсант металлическим голосом читал поучения, предназначенные для этого дня, и вечерние молитвы. По праздничным дням он добавлял еще краткую речь, в которой до тех пор поражал своих испуганных слушателей суровыми, беспощадными текстами из Писания, пока не доводил их до надлежащей степени душевной горести. Не удивительно, что под влиянием подобной жизни розы на щеках его подопечной начали вянуть, а ее юное сердце переполняла горечь.
