— Извини, — говорю, — Валера, я не в форме.
— Ничего, ничего, братан, отдыхай.
И почмокал сочувственно, будто я на больничной койке раненый, а он — поди ж ты! — живой и здоровый вернулся. Типа: «Извини, братан, что живой!»
Отдыхаю. В конце концов, думаю: «Чего мне-то надо? Не мое это дело». Глаза даже прикрыл, чтоб не смущать их. А сам, как истинный мент, все секу. Каждую мелочь подмечаю.
Варя была права: я прирожденный мент, из породы «следаков». Сама же она незаметно свалила на кухню. Мне бы тоже выйти — как никак дела семейные — но я прикинул: одеваться, идти куда-то… разговаривать с Мишкой — решил откинуться, будто задремал…
Смотрю, Ирка полезла в шкаф. Барахло какое-то, коробки — всё на пол. Порылась — достает заветную коробочку. В ней конверт. Отдает его Валере.
— Здесь — штука баксов, — говорит шепотом, однако, слышимость великолепная, — триста — долги отдашь, четыреста — матери с Анькой, триста — тебе с Людой. Больше нет.
— Да что ты, что ты, сестренка, спасибо.
— Спасибо… Ты когда на работу устроишься?
— Так… эта… я уж устроился, было… так эта… по моей специальности не берут.
«Интересно, — думаю, — что это за специальность такая, уникальная — альфонс?»
— Зато по моей специальности — нарасхват.
— Ирченок, век не забуду! Потерпи чуток…
— А чего мне терпеть? Тоже придумал! Мне моя блядская жизнь по кайфу. Другой не будет. И не надо! Вон — с художником познакомилась, — кивнула она в сторону моего тела. — Это не тебе чета — «народный артист»! Только в мои-то годы, наши сучки уже в «мамочках» ходят. Да капиталец какой никакой сгоношили. У некоторых хаты свои. Дела делают. А я, словно вчера приехала — белья себе нормального купить не могу. Экономлю на помаде! Понял?
— Ир, ну положение аховое. Труба! Людка-то работает. Ну, чего ей там платят, сама понимаешь… в детском саде-то. А я на стройку пойду — решил окончательно. Хоть этим… как его — такелажником. Ну, «подай-принеси», типа…
— Ладно… Мать береги. И чтоб с Анькой — не дай бог, что узнаю — не жить никому!
— Ир, Анька у нас под присмотром. Не волнуйся ты…
— Не волнуйся… девчонке тринадцать, да без отца!
Ира села, обхватив голову руками.
Я подумал: «Ревет, не ревет?» Нет, вроде бы…
— Когда у тебя поезд?
— В семь.
— Ты чего, тут до семи торчать будешь? У меня клиент…
— Я вам не помешаю. На кухне посижу…
— Пусть за водкой сходит, — встрял я, раскрыв себя совершенно.
Видно, мысль о водке не отпускала меня ни на минуту и затмила остатки разума. Так что и «опер» из меня никакой.
