Я же пошел иным путем.
Я стал сам в себе выращивать женщину, с целью познать ее тайну. Как Лев Толстой, я ее чувствовал в подвале души моей. Она там, бедняжка, чахнула…
Я стал лелеять ее и взращивать. Я даже на корточки стал приседать, чтобы помочиться. И ни в кого никогда из нагана не стрелял!
Я долго трудился. Я вырастил, наконец, шикарную женщину, со всеми выкрутасами, непредсказуемостью, загадками. И — о, чудо! — я познал, наконец, их парадоксальную логику! В отличие от нашего надприродного сознания, они обладали сознанием — природным. То есть более устойчивым и гармоничным. Только и всего!
И что?
Что дало мне это открытие? Эти откровения, сошедшие на меня…
Да, ничего!
Моя пленница оказалась лесбиянкой — то есть, ориентированна была на тех же особ, которых я пытался постичь!
Я потерпел фиаско!!
Я так ничего и не понял в женщинах и отлетел сюда недотепой. Дураком, которого, кстати, шлепнули, как муху, из-за бабы.
Но вот теперь, в спокойной обстановке, рассматривая проблему, как бог, ото всюду… и с высоты, и из глубин, (из бездны вершин, если хотите) я дозрел и прозрел.
Я понял, что ничего понимать и не надо.
Есть Живот, к которому мы все привязаны пуповиной пожизненно. Есть вход в Эдем и выход в Ад. Ад, который нам суждено пройти, не ропща. И всё!
И кто скажет, что это не так, я плюну в него последним плевком. И плевок тот будет самым позорным и несмываемым.
Вы кремень жуете,
вы лежите на животах
перед маленькими кругляками;
вы молитесь всему, что не распалось -
о, эти последние слуги божьи,
верующие в действительность!
Но вернемся на землю. Туда, где закаляются сердца, где происходит вечная борьба, — борьба, как форма существования.
Вернемся в те времена, когда я — бестолковый — что-то пытался постичь, когда, за неимением реальных врагов, — бился с призраками…
Вы, конечно же, помните одного чудика, накрытого медным тазом, сражающегося с ветряными мельницами? Так вот, мои призраки куда страшнее. То были — безобразные орды, летящие в пустоту! Без жалости, без цели испепеляющие все вокруг. И, несмотря на их виртуальность, разруха, что несли их воины, вселяла не меньший ужас. И запах смерти, и тошнотворный вкус страха, и отчаяние — все было реальным. И победить ту орду, практически, — возможности никакой!
Вернемся к моему падению в пустоту. К агонии существа, решившего не сдаваться тем ордам.
Среди наших проституток не бывает феминисток. Факт. Одно с другим не сочетается… Среди русских баб (исключая столичных штучек) их вообще единицы. Этой заразой пылит хваленая цивилизация, которая нам пока не грозит.
