Первая неувязочка вышла такая.
После постели, где нам было хорошо… (Постель — известно любому разведчику — лучшее место, где можно почерпнуть информацию). Человеку эмоциональному и открытому трудно сочетать одно с другим: раскрыться в блаженстве и при этом что-то скрывать.
Анна была открытым человеком, поэтому непроизвольно воскликнула:
— Мы тут трахаемся, а он…
И осеклась.
В переводе с эмоционального языка на логический это звучало так: «Нам с тобой хорошо, а он, бедняжка, страдает». (Она еще была и заботливой девочкой).
— Когда он уедет? — спросил я по существу.
— А… не знаю… кажется, через неделю…
Всё! Я был погублен. Зачем это «кажется», этот легкий наплевательский тон. Ведь она точно знала дату его отъезда. Значит? Значит, играет со мной. Значит не всё так чисто…
Вторая неувязочка случилась вскоре.
Она снимала квартиру на проспекте Мира, недалеко от моей мастерской. Ей захотелось показать свое житье-бытье. Ответное, так сказать, приглашение…
Бардак (в смысле бедлам) в комнате был отменный — творческий. Вещи были раскиданы, постель не застелена… Чашки, однако, были чистые и чай хорошего качества. Очень мне это напомнило мое родное гнездышко… И еще я подумал: а если помножить ее творчество на мое — что получится?
Когда мы вышли на улицу, она встретила каких-то девиц. Мельком. И тут же потащила меня за угол. На мой удивленный возглас, она заговорщически зашептала:
— Это наши… из театра. Хорошо, что они тебя не заметили… (А я-то, простак, смел надеяться, — познакомлюсь с подружками).
Врать она не умела, зато я умел анализировать. Пробудившийся во мне Штирлиц, расшифровал послание Ставки как и должно — профессионально и в срок: «Если ее увидят с мужчиной, выходящим из ее квартиры вечером, то девицы, ясен перец, разнесут это по театру молниеносно. И первый, кто узнает об этом, будет он».
Так вот почему она не приглашает меня в театр. Она вообще не хотела меня показывать… Я был тайна (а может быть вымысел?), а он явь. Реальность.
Опытные политики на это бы мне сказали:
— Дурак ты, Штирлиц, и расшифровки твои дурацкие. Какая серьезная женщина, после недельного знакомства будет светить тебя? А вдруг ты ее завтра бросишь?
Но мои — двоечники — разволновались: «Все ясно! Ясно, как божий день! Не ты, не ты ее любимый — он!»
А я молчал, пережевывая свои открытия. (О, рефлектирующий кретин, опять загоняющий себя в угол).
И, вольно или невольно, стал собирать компромат.
Эй, любитель искренних, открытых отношений, ты, кажется, призвал на службу тайных агентов? Не так ли? Ой, ля-ля!
