«Мне ли не пожалеть…» | страница 119
Арию Менжинского Лептагов на спевке поставил сразу вслед за партией Девы Марии, и это дало Бальменовой предлог после окончания репетиции пригласить Менжинского к себе домой на чай. Отказываться он не стал, тем более что в Москве раньше вечера следующего дня у него срочных дел не было. Они проговорили почти всю ночь. Об арии, с которой Менжинский успешно дебютировал, о нем самом и, что было для Бальменовой особенно важно, о Краусе. Она рассказала ему о муже все, что знала, причем по ходу разговора не без удивления обнаружила в нем и в Менжинском много общего, и ей это было приятно. Кстати, оказалось, что об отце Иринархе Менжинский много слышал и раньше, поэтому он с лету принял предложение Бальменовой именно ему поручить возглавить реорганизацию следственной части ВЧК-ОГПУ.
Про себя Менжинский рассказывал ей, что с детства ненавидел и боялся больших, роскошных, как приемные залы, петербургских храмов с их золотом и тяжелыми светильниками, со стенами, где не было и кусочка пустого места. Все: свод, колонны, стены – так давило, что во время службы в нем не было ничего, кроме страха. А потом однажды, это было в деревне, где они летом снимали дачу, его отпустили ловить ночью рыбу, возвращаясь, он попал под сильный дождь и, чтобы не промокнуть, зашел в незапертый деревенский храм, лишь месяц как возведенный (выстроила его община, «мир», «обыденкой»). В ту ночь там, в этом храме, он и обратился. Позже под влиянием родителей, спиритизма, теософии, социализма – в общем, пошутил он, всего вместе, вера постепенно ослабла. Он словно забыл о ней, но недавно она к нему вдруг вернулась. Будто он снова помолился в той деревенской церкви. Проведя с Менжинским несколько часов, Бальменова поняла, что слухи, которые до нее доходили, о его неизлечимой болезни, верны, и ей сделалось его жалко. Временами кашель буквально душил его, не давал говорить. Через три недели он в самом деле умер, подобно многим до него, так ничего и не успев. «Органы» перестроены не были, Ягода, занявший его место, все оставил по-старому, и говорить с ним о Краусе как о новом главе следственной части было глупо.
Улучшение отношений между Бальменовой и отцом Иринархом продлилось недолго. Через три месяца Бальменова вновь настояла на его аресте и предании суду, причем на этот раз никаких звонков в защиту Крауса из Москвы не последовало. Не исключено, что тайным покровителем отца Иринарха был именно покойный Менжинский.