Врач — полная, неторопливая, в белом халате — записала в карточку Димкину фамилию и ласково сказала:
— Открой, пожалуйста, рот.
Димка по ее лицу понял, что она удивлена.
— О, да у тебя великолепные зубы! Взгляните, Елена Аркадьевна.
Димке совсем нехорошо стало, когда над ним склонилась белокурая голова учительницы.
— Как сахарные! — сказала она. — Так какой же зуб у тебя болит, Дима?
— Этот, — Димка ткнул пальцем в коренной зуб.
— Странно, — сказала врач. — Совершенно чистый зуб. — Она взяла какую-то металлическую палочку и постучала по зубу.
С перепугу он немножко опоздал закричать, но все-таки опомнился и закричал:
— Больно! Ой, больно!
— Странно… — повторила врач. — Хорошо, я тебе сегодня ничего делать не стану. Дам таблетку анальгина, и через пятнадцать минут боль утихнет. А завтра ко мне еще зайдешь.
Димка покорно проглотил таблетку. Он даже не обрадовался, что ему не стали сверлить зуб. Значит, сорвется съемка? Не отпустит его Елена Аркадьевна. Конечно.
— Дима, обожди меня за дверью, — сказала учительница. Когда он вышел, Елена Аркадьевна спросила: — Вы уверены, что зуб у него здоровый?
— Совершенно уверена. Мне кажется, это чистейшая симуляция…
На урок геометрии они опоздали. Елена Аркадьевна извинилась перед Виктором Афанасьевичем и прошла к последней парте, где сидела Сабина. А несчастный и бледный Димка уселся на свое место.
С учениками в третьем ряду творилось что-то необычное. Они шептались, вертелись, тревожно переглядывались, то и дело мешали учителю. А в довершение ко всему по классу вдруг явственно разнесся стон. Жалобный и протяжный, как вздох подстреленного оленя. Димка замотал из стороны в сторону головой и снова отчаянно застонал.
— Что с тобой, Окунев? — всполошился математик.
— Виктор Афанасьевич, — сказала с последней парты Елена Аркадьевна, — я прошу отпустить Диму домой. У него очень сильно болит зуб.
— Да-да, конечно, пусть идет, — разрешил Виктор Афанасьевич.
Димка немного обалдел от радости. И едва не выдал себя этим. Вовремя спохватился и вновь страдальчески скривил лицо и даже застонал в третий раз.
— Это все от простуды, — сказал Виктор Афанасьевич. — Остерегайся, Окунев, не простужай, ноги…
Учитель еще что-то сказал ему, но Димка уже не слышал. Схватив портфель, он поспешил к двери.
А спешить надо было. Дневная смена на заводе кончается в четыре часа. Пока доберутся до трамвая, дождутся его, да приедут — ой, как бы не опоздать! Но хорошо, что Елена Аркадьевна все-таки сжалилась над ним и отпустила.
