— Извините, товарищ подполковник, но я вас, кажется, сильно расстрою своим мнением. Вы имели возможность только бежать. А это чревато потерей половины личного состава, если не больше. Мне кажется, вас неслучайно не заперли сзади. Это не в привычках бандитов.
— Что ты хочешь этим сказать, старлей?
— Что у вас за спиной скорее всего выставлено минное поле. Вас умышленно провели через незаминированный коридор, а потом его за вашей спиной заминировали. И появление на выходе пробки в виде двух десятков бандитов с пулеметами в этой бутылке вполне вероятно.
— Когда они могли выставить минное поле! Мы там проходили еще утром, на самом рассвете.
Похоже, «крупный военный специалист» подполковник внутренней службы считает, что выставление минного поля — недельная работа. Да за неделю можно все поле перепахать, засеять минами и заасфальтировать в дополнение.
— Как только вы прошли, сразу и заминировали. В этом легко убедиться.
— Каким образом? Посылать туда сапера?
— Попросить вертолет сбросить туда пару ракет. По вашему предполагаемому маршруту. Отступают всегда по прямой линии. Особенно когда отступают быстро, быстрее, чем наступали…
Подполковник внутренней службы, конечно же, услышал в моем голосе упрек, но никак на него не отреагировал. Сам понимал, что с наступлением у него не получилось.
В разговор вклинился майор Рудаковский:
— Я сделаю, старлей… Я как раз круг совершаю над тем местом. — Майор обратился ко мне, а не к подполковнику. И это, видимо, командиру ментовского отряда не понравилось.
— Это кто еще говорит? — Тон вопроса был угрожающим.
Майор ответил ему сам:
— Командир экипажа «Ночного охотника» борт номер «триста пятьдесят шесть» майор Рудаковский. Что же вы, товарищ подполковник, «за волной» огня в атаку не поднялись? Мы так для вас старались… Двумя машинами почву готовили. А вы попрятались…
Майор ответил достойно и по существу. А тут и я поддержал:
— Менты, товарищ майор. Чего от них ждать.
После такого грубого укора командира взвода спецназа ГРУ подполковник Штеменко не решился возразить ни мне, ни майору Рудаковскому. Он не почувствовал уважения ни к своему званию, ни к своей должности. И выбрал лучшее, что можно было выбрать, — просто сделал вид, что не услышал, и, видимо, вернул шлем с наушниками и микрофоном младшему сержанту Намырдину. Может быть, и в самом деле моих слов не слышал, потому что уже снял шлем. По крайней мере командир первого отделения сразу доложил:
