— Пистолет… — протянул руку АбдулКерим.
Эмир с заметной неохотой полез в рюкзак и вытащил оттуда пистолет «Вальтер PP Super» с глушителем [25] и запасную обойму к нему. Вложил в ладонь разведчику.
— Вернуть не забудь. Это память, а не игрушка. И попусту патроны постарайся не тратить. В потолок стрелять не надо. Глушитель не позволит произвести впечатление.
Эмир Малик так часто говорил своим бойцам, что этот пистолет для него — память, что никто уже в это не верил, потому что Малик никогда не говорил о том, что это за память, хотя обычно он бывал откровенным и мог поделиться воспоминаниями.
Но это действительно была память. Когда-то у Малика была знакомая женщина по имени Армаан, офицер турецкой армии, хотя он и не знал, каких войск, но считал, что служит она в Генштабе. Она сама всегда ловко и в шутливой форме уходила от прямого ответа на его вопросы. Наверное, Армаан была единственная женщина в его жизни, которую он по-настоящему любил. Расстались они по ее инициативе, и для Малика это было большим несчастьем, настоящим ударом, хотя вида он старался не подавать.
А потом Малик, уже став эмиром и имея свой джамаат, случайно увидел Армаан в Ираке, где она находилась под чужим именем — там ее звали Ещиль. Она тоже его увидела и узнала. Поговорили, договорились встретиться в гостинице, где жил тогда Малик. И вечером Армаан пришла к нему. Но Малик уже сообщил о женщине из турецкой армии в службу исламской безопасности.
Она тогда осталась у него ночевать. И ночью за ней пришли. Армаан думала отстреливаться и вытащила из сумки пистолет с глушителем, но Малик ловким ударом пистолет выбил. Ее арестовали, несмотря на бешеное сопротивление, и увели. И после скорого суда казнили, даже не поставив Малика в известность о месте и времени казни, чтобы он не вздумал ее похоронить. Казненных шпионов служба исламской безопасности скармливала воронам и бродячим собакам.
Так ее пистолет остался у него. С одной стороны, Малик считал себя правым, потому что Армаан могла подставить под удар и его самого, и бойцов его джамаата, его друзей. С другой стороны, он все равно чувствовал себя предателем. И по сей день Малик не понимал, предал он некогда любимую женщину или нет. Иногда ему думалось, что предал. Но он легко находил оправдание в том, что, не предав ее, он предал бы свой джамаат, своих моджахедов, которые ему доверились. Но окончательно для себя этот вопрос эмир до сих пор не решил. И уже, кажется, смирился с тем, что решить его невозможно.
