Мы окружили красавицу, наперебой затараторили, будто сопливые мальчишки, хвастаясь подвигами. Расправив плечи, показывали мускулы, соревновались, кто лучше стреляет из лука.
Девушка слушала внимательно, бросая игривые взгляды из-под веера пушистых ресниц, загадочно улыбалась.
Наконец, с хохотом спросила:
— И кто же из вас сильнее?
Ее хохот — как дождь из серебряных монет! Ничего прекраснее в жизни не слышал. Сердце захлебывается от обожания и страсти!
— Ходят слухи, что один из вас хвастался, будто смелее своего друга!
Мы даже не пытаемся думать: откуда же в глухом лесу взялась такая красавица? Откуда она столько знает о нас? Мы пьяны ею…
Но после ее вскользь оброненных слов кровь бросается в голову. Теперь сердце захлебывается от гнева. Неужели мой друг и вправду такое сказал?! Он меня предал! И мы решили выяснить раз и навсегда, кто трус, а кто отважный мужчина. И пришли к самому опасному месту в округе.
…Берег горной реки.
— Я пройду первым! — кричу.
— Нет я! — орет Греп, сжимая кулаки.
— Я!!!
Готов отдубасить друга за право доказать красавице, что смогу безо всяких сомнений перейти самую свирепую реку Синих гор. Я отважней, ловчее и сильнее всех!
Но Греп хитрый. Он решается на обман и бросается к реке.
— Стой!!! — ору, едва не срываясь на возмущенный мальчишеский визг. — Подлец!
Но Греп уже ловко скачет по камням. Прыжок, другой, и вот он уже на середине реки! Он хохочет от счастья, что именно ему досталась эта честь быть пер…
— Греп!!!
Друг поскальзывается. Не успевает и вскрикнуть, как пенный поток утаскивает его, ломая кости и обдирая кожу о подводные валуны.
— Гре-е-еп!!!
На моих плечах четверо, не дают броситься вслед за другом, хотя бы попытаться помочь! А спустя мгновение уже нет и следа пролитой крови. Река жадно смывает все…
…Старейшины поднимаются из-за стола. Не глядя на меня, стучат кулаками по столу. Бум-бум-бум-бум.
Вождь тяжело встает: отважный воин и сильный мужчина, но теперь он сломлен, на его плечи будто взвалили неподъемную ношу. Вождь, наконец, обращает ко мне суровое лицо: оно темным-темно от горя, под глазами черные мешки. Греп — его гордость, единственный сын. И мне известно, что вождю уже успели наплести «доброжелатели», будто это я виноват в гибели Грепа, будто это я его то ли столкнул, то ли вынудил…
Но это правда лишь наполовину, спор действительно был, но все решал Греп самостоятельно, однако оправдываться сейчас выше моих сил.
Мой друг и брат погиб, а черноволосая женщина-ведьма исчезла, словно ее никогда и не было. Исчезла с обидным язвительным хохотом: назвала дураком, и — «юрк!» в лесную чащу, только взметнулась желто-зеленая юбка, да мелькнули оленьи копыта под ней. Но мне никто не поверит, что видел дриаду. Так что лучше прослыть убийцей, чем убийцей-лжецом…
