А если вы до сих пор этого не поняли, значит, вам этого никогда не понять, так что… без обид…
— Вы не хотите? — повторила она расстроенно.
Франк посмотрел на меня, я едва заметно мотнула головой. Только он мог увидеть мой жест. Скорее даже знак. Легкое содрогание. Понятное только настоящим индейцам.
Он тут же обернулся к ней и сказал абсолютно непринужденно, типа это наш с ним окончательный ответ:
— Нет, спасибо. Билли не хочет, я уважаю ее мнение.
Меня будто током ударило от его слов.
На всю жизнь след остался, и я никогда не стану его скрывать.
Я слишком этим горжусь…
Потому что вся его любезность, все его терпение, вся любезность Клодин, ее просроченный гренадин 1984 года, ее печенье с шоколадной крошкой, ее апельсиновый лимонад и теплые прикосновения ее рук, когда она подгоняла мне платье, тишина после нашего выступления, неистовые аплодисменты, училка, замечавшая меня раньше только с тем, чтобы унизить или влепить кол, а теперь заискивающая передо мной, желая покрасоваться перед директором, все это было, конечно, приятно, чего уж там говорить, но в сравнении с тем, что он только что произнес, — это была полная чушь…
Полная чушь.
Мое мнение имело значение.
Причем не просто так, а в противовес учительскому!
Но я… Мне-то по вечерам нередко приходилось с боем добывать себе пропитание! А утром я даже не знала, найду ли… нет, ничего… В моем мире слово «уважение» настолько ничего не значило, что я даже не понимала, зачем его вообще придумали! Я считала, что это такая хрень, которую ставят в конце письма. Типа «с уважением, господин президент», ниже — подпись и все прочее, а тут… тут… этот мальчишка… этот Франк Мюмю, пятьдесят кило в одежде, и что же он тут вытворяет? Доводит училку, заставляя ее с умоляющим видом заглядывать мне в глаза?
О боже правый. Это было поистине грандиозно.
Это было что-то…
Простите? Чего вам, недотепы? Желаете нас помучить еще? О нет, спасибо. Дело в том, что Билли не хочется, а кое-кто ее мнение уважает.
Да уж…
Я словно заново родилась…
Кстати, как только матушка Гийе покинула нас, я завопила — это я-то, которая отродясь в классе рта не открывала. Я вопила как резаная, как животное. Так сказать, чтобы разрядиться, снять напряжение, но, на самом деле, и я только сейчас это осознала, это было вовсе не снятием стресса, это был крик новорожденной.
Я кричала, я смеялась, я жила.
Так что знаешь, звездочка моя, я действительно готова на все, чтобы убедить тебя помочь нам еще разок, но, если ты не захочешь, не беспокойся, своего Франки я все равно вытащу.
