Мафтей: книга, написанная сухим пером | страница 10

— Еще мне сказали, что ты лечишь людей, — начал гость, макая перст в воду.

— Господь лечит, коли на то воля Его.

— Человек, — вскипел пан, — ты хочешь меня разгневать?!

— Ой ли, это вы с гневом пришли на мой берег. Вам бы глотнуть настоя из богородского цветка…

— А говоришь, что не лечишь, — остудил он свой гнев, в то же время освежая водой и лицо.

— Не я лечу, а зелье. Божьи травы.

— Пусть так… Но не с гневом я пришел к тебе, а с отчаянием.

— Это, господин, почти одно и то же.

— Суди, как знаешь, я тебе не буду перечить, но выслушай и ты меня. Услышь мою беду.

«Живу я в Зареках сам, как нос на лице. Вверху чаща, сбоку — стены монастыря, внизу — кривуля реки с протоками, лайдами, заостровцами, висками, рукавчиками, подводными каргами, излучинами, изломами, коленцами…» (стр. 15).

«Дальше я узрел, как из осокорей на том берегу поднялся дым голубей. За вербником не видно было лодку, но каркнул над плесом грач — значит, что-то сейчас плыло…» (стр. 16).

Скинув кафтан и подбитую куницей шапку, тяжело взошел он на сушу. С непокрытой головой, сгорбленный, в одной рубахе, с лицом черным, как огарок, — выглядел, как будто ударила в него молния. Судорога сердца сбивала его дыхание. Богатство только истощает людей, но глубоко в них не проникает; внутри они голые. Человек шатко ступал по песчаному берегу. Глянцевого блеска сапоги воняли настойкой чеснока на паленке[9]. Вот что унюхал мой Марковций! Я двинулся за ним, понимая, что бедолага должен освежить свои мозги, чтобы достать оттуда нужные слова.

То, что он рассказал, я выслушал, а река это знала уже давно. Почти год, как Мукачево давила эта пришта[10], эта жуткая неизвестность. Над городом хищной петлей висело тревожное ожидание жертвы. На прошлую Пасху исчезла первая девица. На Вознесение — вторая. На Петра — третья… Цепочка тайных исчезновений вилась далее и вот дотянулась и до владения бурмистра. Пять дней как пропала их единственная дочь, побежала к скорняку примерять новый лайбик[11] — и как иголка в сено. Восьмого числа исчезла бесследно…

Слова хрипло рвались из его груди, и я еле улавливал суть разговора. Челядь перепахала проволочными кошками дно Латорицы, перерыла окрестные дубравы и пущи, жандармы перетрясли вертепы, варнацкие[12] кучи и нищенские ямы — голо. Нет ни следа, ни духа.

По комитату[13] шныряют конные вояки из Кошиц и чиновники из Дебрецена. Молва докатилась и до Пешта. Оттуда явился следователь, натасканный в таких делах. Что-то вынюхивает, но нет пока даже маленького следа. Исправники свое прядут, а община единодушно твердит: проведай Мафтея, того, что за водой, — может, он заметит какой знак…