— Да быть этого не может, они же персональные, эти карточки, сам видел! — отставляя тонкую японскую чашку, недоверчиво спросил канцелярист.
— Ну и что толку что персональные?! Я их даже приказывал им к руке приковывать на тонкую цепочку, всё равно не помогает. Торгуют и всё тут.
— Да как же это возможно?
— А просто хочешь ты, к примеру, недельку-другую побыть народным курултайцем — плати евротаньгу хозяину карты и заседай себе на здоровье, протаскивай себе выгодный закон или поправку какую. Стыд! А в быту что творится — слуг понанимали себе, каждый охраны до батальона имеет, в кабинетах золотые биде понаставили, в приёмных целые гаремы содержат. Фракция на фракцию войной ходит, за год, может, закона три примут и всё, а остальное время или в футбол или в покер режутся, да по заграницам шастают.
— Ты уже заговариваться, дружище, стал, — отхлёбывая по старинке из блюдца чай, возразил Ибрагим, — откуда же у нас фракции взялись? Их, почитай, лет сорок как позакрывали, у нас же с твоей подачи сплошная эра суверенной демдиктатуры наступила! Забыл, что ли? — не без удовольствия поддел он друга.
Собеседник вскочил и, не выпуская из рук литровую кружку с изображением «Я — красное сердечко — народ», забегал по кабинету.
— Всё извратили, суки, изолгали, опошлили. Фракций нет и сейчас! Они нам исторически противопоказаны, от них одна смута и говорильня. Прошлое чему учит? Свободнее всего жилось только крепостным, заметь, голова ты садовая, беззаботно жилось. За сорок лет торжества моей идеи только самую малость былого воскресили, а народу-то как сразу лучше жить стало! — он на мгновение замер в монументальной позе, как перед невидимым фотообъективом. — Но враги не дремлют, фракция у нас одна, как была, так и осталась гербовая, медвежья. Но ты даже не представляешь, сколько при одном семействе этих ведмедей развелось на мою голову: и белые, и гималайские, и какие-то пятнистые, а недавно узкоплёночные выделились в сумчатых, в коал, прости господи!
Раздался звонок. Советчик нехотя прервал своё пламенное обличительство и снял трубку. Внимательно послушал, пару раз глянул на своего собеседника и, опустив на рычаг желтоватое допотопное слуховое устройство, на котором был изображён ещё двуглавый орёл, Владисур таинственно замер.
— Что, случилось что-то? — торопливо обжигаясь горячим чаем, засуетился Ибрагим.
— Надо бы тебя помучить, — присаживаясь, произнёс старый иезуит, — да так уж и быть, поберегу тебе сердчишко-то. Полный порядок с твоим пиндосом. Катька твоя, золото-баба, ухайдохала афроюсика! Тот ей на сохранение пакет секретный отдал, у тебя в сейфе заперли, а сейчас они в спецособняк для высоких гостей отбывают, чтобы уж во всей своей красе и могуществе развернуться. Ну, так будешь коньячок-то?
