К усадьбе Званских он подъехал со всеми осторожностями, решил так: зайду к отцу, а тот пусть за Прохором сбегает или барыню разбудит, уж как родитель решит, пусть оно так и случится. Но Юньку, оказывается, ждали. И никто иной, как его папашка, который, на удивленье, без тумаков и попрёков повёл его в усадьбу. Только одно и спросил:
— Ну, и долго ты в банде прохлаждаться будешь? Тут работы невпроворот.
— Ничё, бать, вот управлюсь и домой возвернусь.
— Ты уж возвернись, возвернись, дык оно это. и свадьбу надо ладить, а то как-то не ёмко всё у вас выходит.
Юнька страсть как обрадовался отцовским словам, но договорить им не дали. Навстречу, как ему показалось, очень знакомой походкой семенил какой-то военный. Только юноша изловчился, чтобы сигануть в кусты, как батя цапнул его за рукав.
— Не горячись, сынок, это ж наш Прохор Филиппович.
— А чёй-то он, как клоун, вырядился, я его в этом маскараде сразу и не признал, — все ещё с подозрением глядя на приближающегося вояку, произнёс Юнь.
— А вот вишь, брат, как всё обернулось! — обнимая гонца, произнёс довольный комендант, поправляя великоватый картуз, который вместе с побитым молью мундиром, был спешно извлечён из крепостных чуланов, почищен и водружён на назначенца. — На чужом, можно сказать, горе, на людском смертоубийстве карьер делаю. Вот как она юдоль-то закручивает.
— Да на каком смертоубийстве? Что ты городишь, дед Прохор? Вы что там с ума свернулись что ли? Что стряслось? Кто солдатов-то вызвал?.
— Ты бы, сынок, поаккуратнее. Прохор Филиппович, — одёрнул его отец, — теперь при исполнении службы. Намедни определён комендантом крепости!
— Что? Где? Юнька, паршивец! — им навстречу стремительно неслась барыня, сзади с фонарями в руках — Глафира.
В глазах у юного донжуана потемнело, ноги послабели, но бежать он и не собирался. Да что он не мужик, не бандит что ли?! Поправив за поясом обрез, он смело пошёл навстречу судьбе.
13
Енох резался с Сар-мэном в карты, пытаясь отыграть хоть какую- то часть назначенного атаманом выкупа. Женщины шушукались о чём-то своём в противоположном углу бандитской светлицы.
— Не, Енох, ты ж не хреновый кент, — подливая себе в пиалу местного на молоке сваренного чайку, в который исключительно для аромата добавлялись шишечки конопли, заплетающимся языком говорил гостеприимный хозяин: — Ну вот пошто ты у меня выиграть пытаешься, сироту хлебушка лишаешь, сам видишь, сколь у меня ртов, да ещё и Макуте-Бею на общак выделять надо.
