От услышанного собравшиеся, лишившись дара речи, какое-то время молчали, только было слышно, как кудахчет за домом курица, оповещая окружающих о снесённом яйце, но потом вся дворня разразилась таким хохотом, что, казалось, того и гляди, начавшие собираться хмарки сорвутся со своих невидимых крюков и шмякнутся о землю. Вместе со всеми задорно до слёз смеялась и Машенька. Полина Захаровна стояла монументально гордо, как статуя какого- нибудь полководца, со злосчастной бумагой в руке. Она не смеялась, только озорные искры, словно короткие синие молнии, сыпались из глаз да ходуном ходили желваки на скулах. Победно осматривая свою рать, она задержалась на смеющейся племяннице.
— Ну и как тебе, Маша, законность наша? Ты гляди, я с этими кастрированными петухами стихами заголосила. Привыкай, дочка, это Родина, а её не выбирают, здесь не живут, здесь выживают и всё равно поют песни, влюбляются, рожают детишек и от пуза ржут над собой и начальством. Господи, сколько же нам ещё мучиться всем этим? Ну хоть детей наших пощади, они уже в заграницах учены, поразбегутся же все, тут и так уже одни дурачки да алкаши пооставались! Ох, грехи наши тяжкие! А что, Глафира, обед-то готов?
— Готов, барыня! Остыл уже, чай!
Обедалось весело. Здесь за столом и выяснилось, что грозная реляция была вызвана опасениями Генерал-Наместника «...усилившейся в последнее время тенденцией роста куро-петушиного поголовья во врученном мне особом окуёме, что может неизбежно привести к нанесению невосполнимого урону дружеской нам Афроюсии в трудные времена обретения старого своего наименования Соединенные Штаты Америки. И урон сий может приключиться в области производства основного вида их экспорту — куриных ножек имени отца, сына и внука Буша. А сия недальновидность чревата новой волной гонки вооружений и возможностью военного конфликту, коий теперь крайне нежелателен для нашей идущей на подъём державы».
Все дружно смеялись и порешили вечером собраться на птичнике, дабы от имени петухов и примкнувших к ним из солидарности иных особях мужского пола написать письменный протест на бесчинства генерала Воробейчикова в Международный комитет по правам и свободам всех видов земной жизни.
Ещё не встали из-за стола, как пошёл ёмкий такой дождик. Проворные тучки, сновавшие по насупившемуся небу, сбирались в какие-то серые туманности, набрякали небесной влагой и доились тёплыми струйками, сквозь которые откуда-то сбоку светило солнце. Сразу три радуги выгнули над миром свои разноцветные древние подковы, о чём-то возвещая заблудившимся в самих себе людям.
