Своего героя-интеллигента В. Вересаев осудил на смерть, сам же писатель пытался честно и объективно разобраться в том, что происходило в России. Он видел, как духовно расцветали люди. Простой мужик Афанасий Ханов стал председателем ревкома, всемирно известный академик Дмитревский оставил свой уютный рабочий кабинет, чтоб отдать силы народному образованию. Писатель преклонялся перед мужеством коммунистки Веры, старшей дочери доктора Сартанова, – она встретила расстрел пением «Интернационала».
И все-таки в водовороте революционных событий В. Вересаев оказался не с Хановым или Верой, В. Вересаеву ближе остальных младшая дочь Сартанова – Катя. Она пережила в 1905 году «самоотвержение, высокий идеализм, чистый молодой порыв»; считала и считает себя марксисткой, «работала для революции, в тюрьмах сидела, в ссылке была», мечтала об освобождении народа. Но когда прокатился по стране Октябрь – потерялась. Непримиримая война с буржуазией ей кажется излишней жестокостью: «Вы так: чтоб тем, кому было плохо, было хорошо, а тем, кому хорошо было, было бы плохо. Для чего это?» – спрашивает она. Когда были угнетены рабочие и крестьяне, – Катя возмущалась. Теперь угнетена буржуазия – и Катя возмущается снова.
В. Вересаеву кажется, что сбылись его опасения относительно темных начал в человеке, – и он, и его героиня не понимали сущности классовой борьбы. Нет, они как будто и остались верны идеалу социализма, но социализм для них – дело далекого будущего: «Россия экономически совершенно еще не готова для социализма».
Позиция Кати сродни меньшевизму, взгляды которого частично разделял и сам В. Вересаев. Социалистическую революцию, по мнению В. Вересаева и Кати, нужно делать «не винтовкой, не штыком, а только наукою и широким просвещением трудящихся масс». Разве можно достичь общества людей-братьев с помощью кровопролитной классовой войны?! Одно исключает другое, – так кажется В. Вересаеву, так кажется Кате. Но В. Вересаев, а вместе с ним и Катя в то же время коренным образом расходятся с трусливой и убогой позицией меньшевиков. Автор и его героиня понимают, что большевиков «сиянием… окружит история» за их самоотверженное служение идеалу социализма. Катя и В. Вересаев не хотели мешать большевикам, потому что иначе победит белогвардейщина, но Катя и В. Вересаев не могли и пойти с большевиками: слишком чужда и неприемлема мысль о кровопролитной революции.
«Я махнул рукою, и занялся изучением Пушкина и писанием воспоминаний, – самое стариковское дело», – сообщал В. Вересаев М. Горькому вскоре после окончания романа «В тупике». В жизни писателя, пожалуй, не было более трудного времени, чем начало 20-х годов. Кризис этих лет оказался куда тяжелее кризиса, который пережил В. Вересаев во времена повести «К жизни» и «Живой жизни». Тогда он заблуждался, но субъективно ощущал себя на линии огня. Сейчас он, никогда не сомневавшийся, что дело писателя – «звать народные массы за собою, а не плестись в хвосте их настроений», отказался от всякой попытки вести за собой читателя, отгородился от действительности. Он даже пробует в «лекции для литературной студии» «Что нужно для того, чтобы быть читателем?» (1921) теоретически обосновать эту свою творческую замкнутость. «Выявление самого себя, – выявление сокровеннейшей, часто самому художнику непонятной сущности своей, своей единой неповторяемой личности, в этом – единственная истинная задача художества, и в этом также – вся тайна творчества. „А все остальное – литература!“, говоря словами Верлэна», – такова, он теперь утверждает, первая заповедь истинного художника. А отсюда вторая заповедь – в творчестве нужно «быть самим собою».
