А затем: интересно, почему у нас с Синди не было детей.
И далее: ребенок все упорядочивает. Мир сжимается до размеров деревянного мячика для игры в бочче.
Теперь он точно знал, что делать.
— Ладно, — сказал он. — Конечно. Я останусь. — По крайней мере, пока, добавил он про себя. Нерисса серьезно глядела на него. В глазах у нее плясали барашки морских волн, и Флэндж знал, что создания моря будут резвиться среди зеленых водорослей ее молодой души.
Борис только что изложил мне свою точку зрения. Он — предсказатель погоды. Непогода будет продолжаться, говорит он. Нас ждут неслыханные потрясения, неслыханные убийства, неслыханное отчаяние. Ни малейшего улучшения погоды нигде не предвидится. …Нам надо идти в ногу, равняя шаг, по дороге в тюрьму смерти. Побег невозможен. Погода не переменится.
Тропик Рака[37]
Пельмень Маллиган, съезжая с квартиры, закатил внизу вечеринку, которая тянулась уже сороковой час. В кухне на полу, среди пустых бутылок из-под шампанского «Хейдсек», устроился Шандор Ройас с тремя друзьями; борясь со сном при помощи тонизирующего и таблеток бензедрина, они забавлялись игрой «плюнь в океан»[38]. В гостиной Дюк, Винсент, Кринклс и Пако скученно ссутулились над пятнадцатидюймовым динамиком, вставленным в мусорную корзину, и слушали оркестровку «Богатырских ворот»[39] во всю 27-ваттную мощь. У каждого на носу были темные очки в роговой оправе, а на лицах — сосредоточенное выражение; все курили странного вида сигаретки, набитые не табаком, как можно было ожидать, а особым сортом cannabis sativa[40]. Эти ребята составляли квартет Дюка ди Ангелиса. Они записывались в местной фирме грамзаписи «Тамбу» и уже выпустили диск под названием «Песни открытого космоса». Время от времени кто-нибудь из них стряхивал пепел в воронку динамика, чтобы понаблюдать за причудливой пляской серых крупинок. Сам Пельмень дрых под окном, нежно, словно плюшевого медвежонка, прижимая к груди пустую двухквартовую бутылку[41]. Несколько девушек из Госдепартамента и АНБ[42] в полной отключке валялись на стульях и кушетках, а одна даже в ванне.
Дело было в начале февраля 1957 года; в Вашингтоне тогда собиралось немало американских экспатриантов, которые всякий раз при встрече уверяли вас, что вскоре навсегда вернутся в Европу, но при этом, похоже, все они постоянно работали на правительство. В этом чувствовалась тонкая ирония. Они, к примеру, устраивали полиглотные вечеринки, где был презираем всякий, кто не мог вести беседу на трех-четырех языках одновременно. Они неделями шарили по армянским бакалейным лавкам, а потом приглашали вас на бюльгур с барашком
