— Он такой простой, такой доступный, что любой бедняк, самый оборванный и голодный, может в любой момент прийти к нему в гости…
— Погоди, погоди, Эдик! Откуда же в такой стране может взяться бедняк? — смеюсь я.
— В стране, разумеется, бедных нет, но… туристы… понимаете?.. Так вот, правитель тотчас просит их заходить в его маленькую гостиную, где он и спит на простой кровати без всяких сеток и пружин, укрываясь своей верной солдатской шинелью. Угощает чаем, выслушивает просьбы, записывает критические замечания, советуется по государственным вопросам… На улице он обычно гуляет, окруженный толпой детворы. Они доверяют ему сердечные тайны, жалуются, если их незаслуженно высекли…
— Вот тебе раз! Разве в столь просвещенном государстве сохраняется такой средневековый пережиток, как телесные наказания?
— Категорически запрещены. И если изредка случаются, то исключительно по просьбе самих детей.
— Чего же они тогда жалуются?
— Дети, что с них возьмешь! Сами попросят, а потом обижаются.
— Ну а кто же там все это делает — кинозалы, дискотеки и все прочее, если никто не работает? — не унимался я в поисках противоречий.
— Наука. В их академии такие головы, такие изобретатели, сколько всяких роботов они придумали, столько всякой кибернетики…
Много вечеров подряд расписывал мне Карла прелести этого фантастического государства, пока я однажды не вздохнул опрометчиво насчет того, что интересно было бы его наяву увидеть.
Видели бы вы, как оживился Карла, будто именно этих слов и ожидал.
— Хоть завтра! Сочту за честь…
— Что «завтра»? — не понял я. — В Государстве Розовых Грез хоть завтра могу оказаться?
— Отправиться можете хоть завтра. А добраться до него — пара пустяков.
— Да ты что, Карла! Всерьез? Нет уж. Зачем мне? Меда я не ел, что ли? И вообще…
Карла вел свою линию неутомимо — убеждал, упрашивал, соблазнял веселыми приключениями, романтикой неведомых стран, пылью уходящих за горизонт дорог… Я слушал про все про это с удовольствием, но уходить из дома не торопился. Постепенно Карла начал раздражаться, даже сердиться.
Помню, после нашего разговора о жизни и смерти, который Карла подслушал из моей комнаты, он встретил меня саркастической усмешкой.
— «Тепло души воспаряет в небеса»… «Друзья и после смерти согревают нас теплом своих сердец»… «Солнце возникает из вздохов пташек и букашек, живших до нас»… — издевательски декламировал Карла, как бы не замечая меня.
Признаюсь, даже не так уж сильно вроде бы переиначенные папины мысли звучали в его устах идиотски.
