Через полгода дядю вызвали в Москву на учебу в Академию транспорта. Я помню, как тетя гордилась и говорила, что Анисим Антонович учится в Москве. А потом она сказала, что дядя заболел, и срочно уехала в Москву. Позже я узнала, что дядю арестовали.
Жизнь — это клубок огорчений, страданий, надежд, радостей, горестей и потерь. И нет семьи, в которой все хорошо. Есть люди, которые умеют держать все при себе — не жаловаться, не говорить, — и кажется, что они хорошо живут. Но у всех есть свои печали. Четыре года прожила я у Анисима Антоновича. Он был сильным добрым человеком. И теперь с ним случилось несчастье.
Первому отъезду тетки мы даже обрадовались. С дедушкой мне и Лиде было спокойнее, он не мучил нас нотациями. Тем более мы не знали, что что-то случилось. Через неделю тетя вернулась вся на нервах и почти сразу, ничего не объяснив, уехала опять. «Мне нужно в Москву, останетесь одни, занимайтесь, гуляйте с собакой». Мы сами ходили в школу. Какое-то тяжелое чувство нависло над нами. На уроках я отвечала как в трансе, стала получать двойки. Лида говорила: «Ты отвечаешь у доски, как с того света». Сама она начала прогуливать школу. Если я спрашивала, почему она не идет в школу, она отвечала: «Отстань, не твое дело», — и я не лезла. Тетка приезжала: «На занятия ходили?» — «Ходили». Лида — девочка способная, выкручивалась. Где дядя, что, как — тетка ничего не рассказывала. А я дурочка была — знаю то, что слышу, а остальное не додумываю. Тетка говорила, что уедет на неделю, а сама возвращалась через три. Деньги, которые она оставляла, заканчивались, мы одалживали. Тетка приезжала раздраженная: не так убрано, собака не такая чистая, отметки плохие, зачем деньги одолжили… Я стала для нее обузой.
В одно из возвращений тетки случилась такая история. Тетя вошла в дом и увидела, что Керзон погрыз ее каракулевую шубу. Тети долго не было, у нас кончились деньги, еда — и мы все сидели дома голодные. Видимо, от голода и от тоски по дяде Керзон и изорвал на клочки беличью подкладку тетиной шубы. Тетка увидела испорченную шубу — и давай кричать. Керзон испугался и бросился наутек. Он проскользнул у тетки между ног и выбежал на улицу. Мы бросились за ним. Почти сразу мы услышали крик — Керзон попал под трамвай. Через минуту мы увидели его — визжащего, кровоточащего, скачущего к нам на трех лапах. Тетя, которая выбежала из дома вслед за нами, увидела кровавую собаку и вначале бросилась от нее бежать. Но затем очнулась, вернулась и вызвала машину. Керзона отвезли в ветеринарную больницу. Теперь мы с Лидой каждый день после школы шли навестить Керзона. Через несколько недель Керзон начал выздоравливать, ковылял на трех ногах. И вот в один день мы, радостные, идем в клинику, думаем, что скоро Керзона можно будет забрать. Приходим — а на нас служительница странно смотрит, и пса не видно. Мы говорим: «Где же Керзон?» А она отвечает: «Как, вы разве не знаете? Приходила ваша тетя, велела его усыпить, чтобы не мучился без ноги». Мы плакали всю дорогу домой, и долго потом еще плакали и забыть Керзона не могли.
