Я не стала спорить, хотя старик был, конечно, неправ.
Фашисты совсем не опасны. Я видела в кино: фашистов всегда побеждали. И насчет телескопов старик тоже ошибался.
Наверное, раньше, при царе, у нас были плохие телескопы. А теперь наши телескопы обязательно самые лучшие.
— Лига Наций! — раздраженно пробормотал старик. Он снова перестал замечать меня и говорил сам с собой. — Что может сделать Лига Наций, если у нее нет ни одного своего телескопа?.. Сообщение примет какое-то одно государство, и тогда… Что тогда, я вас спрашиваю? А разве лучше, если о сообщении узнают все государства?.. Нет они обязаны это понимать. Сейчас нельзя. Только после мировой революции, не раньше, никак не раньше…
Вытянув длинную шею, он долго смотрел на небо.
— Ну, вот, — сказал он. — Сплошная облачность. Кто придет сюда в такую погоду?.. Иди домой, девочка. У меня служба, я должен сидеть здесь. А ты иди. Завтра, бог даст, будет хорошая видимость, и я покажу тебе Бегу. Это очень красивая голубая звезда…
Я не смогла прийти на следующий день. У меня поднялась температура, болело горло, и четыре дня мне пришлось лежать. Я много думала о звездах; когда болеешь, ничего не разрешают делать, и остается только думать. Я пыталась представить письмо, которое отправят нам с далекой звезды.
Письмо начиналось так: «Здравствуйте, люди, живущие на Земле!..» Потом я изменила начало: «Здравствуйте, хорошие люди, живущие на Земле!..» Но тут возник вопрос — понимают ли нехорошие люди, что они — нехорошие? Или им кажется, будто они хорошие? Ведь тогда они решат, что письмо отправлено им… Это был тяжелый вопрос. От него болела голова.
Через четыре дня мне разрешили гулять во дворе. В парк меня не пускали, зато я собрала три рубля. Я подсчитала, что к воскресенью у меня наберется и на кино, и на воздушный шарик с рисунком. А на остальное я куплю билеты, чтобы старик мог выполнить свой план.
В воскресенье, двадцать второго июня, началась война.
В первые суматошные дни войны я совсем забыла о старике. Но однажды, когда в безлунном небе загорелись тысячи ярких звезд, я вспомнила, про голубую Бегу.
На следующий день, с трудом дождавшись половины третьего, я побежала в парк. Было очень жарко, солнце немилосердно раскалило асфальт. Я бежала по душным аллеям.
— Стой!
Я остановилась. Из-за дерева вышел солдат.
— Туда нельзя, — сказал он. — Поворачивай. Быстро!
Там, где раньше был аттракцион «Зрительная труба», стояли зенитные пушки. Их длинные стволы тянулись к небу.
