многие месяцы я вообще не могу слова произнести без страха, что у меня вот-вот одеревенеет язык.
А они все так же называют наш дом родным домом.
Но я лишена своего дома. Я – жидкая колышущаяся масса.
Чаша переполнена.
Чем измерить семь дней одиночества? Вздохами, взмахами ресниц, ударами сердца?
Цифрами? Вопросами?
Нет:
щипками, я думаю,
вырывающими время из чувствительной кожи.
С болью, секунду за секундой.
Молча я поглощаю пищу.
В минувшую субботу я поглощала шум, и свет, и движение возбужденных тел.
И много пила. Напивалась,
пока не свалилась на пол.
В минувшую субботу я забыла чувство одиночества. Вообще забыла, что значит чувствовать.
Забыла неуклюжие пальцы и кленовые грифы,
сердечные струны и скрипичные,
теплые простыни и хрустящую бумагу.
Забыла начало и конец. Da Capo al Fine[9].
(Продержись до выходных, Джунипер.
И ты снова сможешь забыться.)
Сидя в гостиной, я слышу бряцанье ключей. Наконец-то. Это, должно быть, Кэт.
Я захлопываю книгу и иду на кухню, включаю там свет. Задрипанный светильник на полочке освещает деревянную поверхность стола. Холодильник безо всяких магнитиков и картинок стоит на квадратном сером коврике. Такое впечатление, что интерьер нашего дома создан по моделям из непопулярной рубрики «Тюрьмы» в журнале Better Homes and Gardens[10]. А мне так хочется развесить всюду тыквы и сосновые шишки, которыми мы всегда украшали дом в ноябре, когда с нами была мама. Еще и трех лет не прошло, но это было словно в другой жизни.
– Привет, где была? – спрашиваю я, когда Кэт закрывает дверь. – Я звонила тебе раза три, наверно.
– Знаю. – Она сбрасывает туфли рядом с холодильником.
– Твоя репетиция закончилась почти час назад.
– Знаю, – повторяет она. – Спасибо за информацию, сестричка-вертолет.
Прозвище неприятно резануло. Я стараюсь не терять самообладания.
– Папа работает до одиннадцати. Попросил, чтобы мы не шумели, когда он придет домой. Ему нужно хорошенько выспаться, поэтому… ну, не знаю… наушники, что ли, надень, если будешь играть.
Кэт плетется к лестнице.
– Ужин я приготовила, – быстро говорю я ей вслед. – А еще пришли два новых уведомления о том, что ты пропускаешь занятия. Может, давай поговорим о…
Она поднимается по ступенькам.
– Черт побери, Кэт, – не выдерживаю я, – не могла бы ты…
– Что? – спрашивает она, резко оборачиваясь.
Я присматриваюсь к ней, и мой гнев как рукой снимает. Выглядит моя сестра неважнецки. Белокурые волосы до плеч грязные и спутанные. От частого обесцвечивания в домашних условиях они стали ломкими, но у корней уже снова темнеют. Круги под глазами рдеют, словно пятна от вина на белой скатерти. Тонкие губы обкусаны.
