— Почему вы так хорошо со мной обходитесь? Я думала, что стала врагом государства.
— Мне было бы стыдно обходиться с самым знаменитым гением Республики как с заключенной, — поясняет Анден, выстраивая в идеальном порядке вилки, ножи и бокал для шампанского. — Вам ведь это не претит?
— Вовсе нет.
Я снова оглядываю зал: запоминаю расположение ламп, декор стен, место каждого солдата, их оружие. Изысканность нашей встречи наводит меня на мысль, что Анден позаботился о платье и обеде не ради флирта. Думаю, он хочет, чтобы известие о том, как он хорошо обошелся с Джун Айпэрис, стало достоянием общественности. Он хочет, чтобы люди знали, как новый Президент обращается со спасительницей Дэя. Моя прежняя неприязнь поколеблена — эта новая мысль интригует меня. Вероятно, Анден знает о своей плохой репутации среди бедняков. Возможно, он надеется на поддержку народа. Если так, то он делает то, что ничуть не заботило его предшественника. И еще одна мысль возникает в голове: если Анден и в самом деле ищет одобрения публики, то что он думает о Дэе? Новый Президент совершенно точно не заслужит любви, если объявит охоту на самого знаменитого преступника Республики.
Две служанки приносят подносы с едой (салат со свежей земляникой, грудинка с пальмовой сердцевиной), две другие укладывают свежие белые салфетки нам на колени и наливают шампанское в бокалы. Слуги принадлежат к высшему классу общества (они ходят с неподражаемым изяществом элиты), хотя, вероятно, рангом ниже моих покойных родителей.
А потом происходит нечто совершенно необычное.
Наливая шампанское Андену, служанка задевает бутылкой бокал, тот переворачивается, шампанское проливается на скатерть, а потом бокал скатывается со стола и разбивается об пол.
Служанка вскрикивает и опускается на четвереньки. Рыжие кудряшки выбиваются из аккуратного хвостика, несколько прядей падают на лицо. Я обращаю внимание, какие у нее холеные руки — девица явно принадлежит к высшему классу.
— Ах, простите, Президент, — снова и снова повторяет она. — Ах, простите. Я сейчас поменяю скатерть и принесу другой бокал.
Не знаю, какой реакции я ждала от Андена. Что он ее отругает? Сделает выговор? Или хотя бы нахмурится? Но я потрясена: он отталкивает свой стул, встает и протягивает руку. Девица, кажется, цепенеет. Ее карие глаза раскрываются шире, губы дрожат. Анден одним движением наклоняется, берет обе руки девушки в свои и помогает ей встать.
— Это всего лишь бокал шампанского, не порежьтесь, — спокойно говорит Анден, затем машет солдату у двери: — Швабру и совок, пожалуйста. Спасибо.
