— Есть, — отвечал я без особого энтузиазма, но и без лишних огорчений. Как поступать в таких случаях, было известно. Какой же командир отдаст в спецкоманду по-настоящему лучших людей? Капитан, видимо, понял ход моих мыслей:
— Смотри, я говорю «лучших» без дураков. — И, понизив голос, добавил: Балтийцы формируют два дивизиона для московского направления. Понял?
— Но ведь такого направления нет...
— Знаю, что нет. Но дивизионы эти будут прикрывать дальние подступы к Москве. Так что дело не в названии. И говорю я это для тебя, понимаешь, только для тебя, чтобы знал, каких людей надо подобрать.
От такого разговора словно льдинка коснулась сердца. Так вот до чего доходит дело!
Людей мы с Герасимовым — теперь уже комиссаром батареи — подобрали, и на другой день четверо краснофлотцев во главе с сержантом Михайловым отправились в Кронштадт.
А тем временем в непосредственной близости от нас разгорались бои на выборгском направлении. Весь июль и август шла борьба за пограничные острова Выборгского залива. В ней принимали участие наши соседи — 32-й дивизион и 41-й пулеметный батальон. Краснофлотцы у нас перестали писать рапорты об отправке на фронт. Фронт был под боком. И все ждали, что со дня на день и нам придется вступить в дело.
К 20 августа части 23-й армии на приморском участке отошли и заняли оборонительные рубежи в районе Выборга. Таким образом, батареи 32-го дивизиона, находившиеся на побережье залива и на островах, оказались в тылу врага. Пришлось эвакуировать их в наши владения — на острова Пийсари и Тиуринсари. Эвакуация началась скорее поздно, чем рано, — бойцы грузили технику под артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем. Поэтому не обошлось без потерь.
Как-то позвонил мне командир дивизиона:
— Отберите двадцать человек добровольцев в морскую пехоту и завтра откомандируйте их в полном боевом снаряжении и с личным оружием.
Я приказал построить батарею. Выйдя перед строем, сказал:
— Товарищи, обстановка на суше крайне серьезная. Враг стоит под самым Выборгом. Создается прямая угроза Ленинграду. Чтобы остановить фашистов, формируются части морской пехоты. Нашей батарее выпала честь направить в морскую пехоту двадцать человек.
Сделав небольшую паузу, я вгляделся в лица бойцов. Что можно было прочесть в них, кроме обычного напряженного ожидания? Я знал, что у многих, как и у меня, шевелится в душе недоумение: «Как же так? То, о чем полтора месяца назад не только сказать — подумать было преступно, теперь становилось страшной явью. Полыхает сражение вокруг оставленного Смоленска. Не смолкает оно и в Эстонии, у стен главной базы флота — Таллина, Подошло оно и к нашему порогу. К этому ли готовились мы, готовились честно, не жалея сил, выполняя все, чего от нас требовали, чему учили?» Может быть, в глазах некоторых из бойцов я один из виновников всего происходящего? Ведь это из моих уст не раз слышали они, что война будет победной, наступательной, не такой уж страшной. И вот теперь их призывают добровольно идти в пеший строй не для того, чтобы гнать врага, а для то го, чтобы отбиваться, закрывать собою брешь в обороне. Поймут ли, захотят ли?
