Кабы не радуга | страница 95



Собака прижимается к пахнущей шкуре
мертвого зверя: она нашла.

4. Самоубийство Бога

Что касается самоубийства Бога,
то оно начинается со времени сотворения мира.
Бесконечному приходится возиться с пространством,
Вечному – со временем или того хуже – с Историей.
К тому же никак нельзя решить проблему
тепловой смерти Вселенной.
Продолжать начатое – самоубийственно,
вернуть все к исходной точке – тем более.
Получается, выхода нет.
Получается, выхода нет.
Хоть что-нибудь, да получается.

"Когда бы бараны могли сочесть поголовье…"

Когда бы бараны могли сочесть поголовье
собратьев, эти места обагривших кровью,
когда бы кто припомнил тоску коровью
по бычкам, свезенным сюда на убой…
Короче – здесь была бойня. На крючьях висели туши.
Незримой толпой в облаках летали травоядные души,
и стоял крылатый бык с золотой трубой.
Что они думали, умирая? А бог их
знает. Выживших не было. Не осталось даже немногих.
Украшают ворота две бронзовых головы круторогих.
Прямоугольный двор. Кирпичные корпуса.
Обреченный проблеет проклятье своей породе.
Неизбежность – живое, покрытое шерстью, на входе,
на выходе ребра, окорок, колбаса.
Теперь здесь гостиница – не то чтобы из шикарных.
Старые фото на стенах снов не внушают кошмарных.
Девицы в коротком восседают у стоек барных.
В номерах старинная мебель, накрахмаленная постель.
Мясные блюда здесь готовят хуже, чем рыбку
или овощи. Человек имеет право на глупость или ошибку.
И мы засыпаем, веря, что это – отель.

"Говорят, что для ребе Юдла поймали щуку, крупную…"

Говорят, что для ребе Юдла поймали щуку, крупную,
на живца.
В этой щуке ребе узнал воплощенье родного отца.
Что сказать? Покойный и впрямь был не в меру зубаст.
Должнику ни дня отсрочки при жизни, бывало, не даст.
Вот лежит он на блюде – большая кошерная фиш.
На еврейской посуде душою не покривишь.
Для бывшего ростовщика огромная честь,
если собственный сын, раввин, его согласится съесть.
Стать субботней трапезой праведника грешнику —
благодать.
Потому что негоже в субботу праведнику голодать.
Став фаршированной рыбой, свой грех отец искупил.
И ребе Юдл со вкусом поел и вволю испил.
А ночью ему приснился отец, старый тучный еврей.
Он сказал: "Ребе Юдл! Плоть моя в утробе твоей,
и за то, что в субботу тебя я насытить смог,
мне отныне открыта дорога в райский чертог.
За услугу – услуга, ты сыт, а отец твой спасен".
Ребе Юдл, проснувшись, подумал: какой замечательный сон!

Живи еще хоть четверть века

где был фонарь теперь двадцать пять фонарей