Они толкутся вдоль железнодорожных путей,
тащат баулы, тянут за ручку слабоумных детей,
рожденных эпохой – при минимальном участии
взрослых людей.
Водянистые глазки, белесая челка, неровный ряд
зубов, бессмысленная улыбка, рассеянный взгляд,
серо-коричневый мешковатый нелепый наряд.
Поезда замедляют движение, выпускают пар,
вдоль перрона носят пельмени, иной съедобный товар
или плюшевые игрушки – страшней, чем ночной кошмар.
Кто знает, мама, куда мы едем мимо всей немоты,
что мелькает в окнах, березки, потом кусты,
снова березки, сосны – и так до наступления темноты?
Редко-редко мелькнет деревушка, церковные купола,
станционный памятник Ленину, гипсовые тела
неизвестных солдат или Родины, что людям жить не дала.
Зато бронзином наведены имена на белой доске,
зато грибов навалом в местном леске,
тут всегда найдется место тебе и твоей тоске.
Но мы проезжаем мимо. Куда это мы собрались?
Неужели туда, откуда мы все взялись, —
в глубоководное облако, в подземельную высь?
