Кабы не радуга | страница 48



лошадь – с козлом, шашку – с трубою ржавой,
страну родную – с враждебной сопредельной державой.
И скачут на грязных тварях по чистому полю,
пустив свои души на ветер, отдав на чертову волю,
держатся за хвосты, друг друга кроют безбожно.
А нам без конницы жить никак невозможно.
Сиротеет маршал, покрытый плесенью и орденами.
Вот какая беда случилась со всеми нами.
Потому что мы измельчавший мирный народец,
нету у нас полка, не нужен нам полководец.
А случалось раньше, что и мы воевали,
и шли машины, сверкая – как это? – блеском стали.
А если образовалась какая прореха в войске,
значит, хоть даром жили, зато погибли геройски.
А теперь даже реки течение прекратили,
а озера сплошь затянуло ряскою, или
пересохли они, превратились в болота,
чтобы в них увязла наша больная пехота.
Каково нам без конницы, без боевых лошадок,
шелковиста грива, а круп выпуклый гладок,
хвост полощется по ветру, казак замахнулся нагайкой,
зэк подавился от жадности хлебной пайкой.
Да и мы разошлись – куда посылали, туда, далече,
куда Макар не гонял отар, накинув бурку на плечи,
а конники наши козлов оседлали, и нет с ними сладу.
И ныне скачут – и будут скакать до упаду.

"Видно, баре наши были в любви не слабы…"

Видно, баре наши были в любви не слабы:
перетрахали все село, что бычки – стадо коровье.
А барская кровь в жилах у мужика или бабы —
словно порча. Все мы испорчены барской кровью.
Все мы заряжены барской придурью, спесью,
бабу не выгонишь в поле, мужика – в лес за дровами.
Меж собой изъясняются неслыханной смесью
из французского, аглицкого – нет чтоб простыми словами.
А живут все как холопы, даром что не при барах,
даром что спины выпрямлены, как аршин проглотили.
Даром что на балалайках играют, как на гитарах, —
всюду грязь, запустение, запах гнили.
То ли мы изнутри гнием, то ли все снаружи —
разница невелика, при жизни – как на том свете.
На площади летом не просыхают лужи.
Летом грустим о зиме, зимою, понятно, о лете.
У кого член короток, тот мечтает о длинном.
У кого баба худая, тот мечтает о пышке.
Эта грусть и мечтательность у бар называется сплином.
Все село обтянуто проволокой, а конвойный стоит на вышке.
И собаки сторожевые спать не дают детишкам:
то лают, то воют, хоть их о том не просили.
Чтобы смирно сидели, гордились не слишком,
чтобы барскую спесь по округе не разносили.

"Худшее что может сделать с нами чужая злоба…"

Худшее что может сделать с нами чужая злоба —
вселиться в нас, угнездиться внутри.
Ожесточая нас, торжествуют враги.