Я запрокинула голову и сверкнула диким взглядом.
Трахни меня, Иерихон Бэрронс.
И едва не добавила: ты — весь мой мир. По крайней мере надеюсь, что не добавила. Я позволила векам опуститься, почти закрыться, защитить мое сердце. И вот он уже надо мной, и я влетаю спиной в стену, мои голые ноги болтаются над полом, а он поднимает меня все выше, подхватив руками под бедра. Его физическая сила невероятна и является бесспорным бонусом, когда дело доходит до секса.
Он приник лицом к моей промежности, я обхватила ногами его голову, выгнула спину, сильнее прижимаясь к его рту, схватила в кулаки его густые темные волосы. Клык царапнул мой клитор, и я дернула его за волосы — сильно, — а он рассмеялся, потому что для него, как и для меня, когда мы занимались сексом, под кайфом или без, не существовало такой вещи, как боль. Когда я была при-йа, мы делали все что только можно. Я приспособилась к нему в том состоянии. Это были невероятные ощущения. И чертовски приятные.
Я позволила себе откинуть голову на стену, потеряться в блаженстве его горячего рта, движущегося во мне языка.
От оргазма я выгнула шею и зарычала. Черт бы побрал этого мужчину, он прикасается ко мне, и я взрываюсь, двигаюсь в раскаленной дымке желания от одного оргазма к другому, пока он наконец не перестает ко мне прикасаться.
Он отлично знает, что делать с моим телом. Невероятно. Даже пугающе. В желании, в похоти мы с Бэрронсом идеально подходим друг другу. В повседневной жизни мы как два дикобраза, вынужденные осторожно кружить на определенном расстоянии друг от друга, потому что от любого укола оскаливаемся и убегаем. Не оттого, что иглы больно колются. А оттого, что мы оба… взрывоопасные. Темпераментные. Гордые. До чертиков сложные. Это делает сложными наши дни и потрясающими ночи. Я не могу измениться.
Он не станет меняться. Вот и все.
Здесь и сейчас, в сексе, мы едины, между нами возникает связь, позволяющая длить совместные дни. Я взрываюсь в очередном оргазме, слышу, как он издает низкий животный горловой звук, от которого у меня сносит крышу, как этот звук вибрацией отдается в тазовых костях, а от них рокочущим мурлыканьем распространяется по всему телу, расширяя мой оргазм до невероятных пропорций. Это необходимо нам обоим, жизненно важно для нашей способности оставаться вместе.
Я не могу себе позволить не трахаться с ним как можно чаще, потому что секс выступает тем клеем, который держит нас рядом, связывает, становится единственным поводком, ошейником, цепью, которую мы оба позволяем на себя надеть, местом, где все остальное отсекается и мы остаемся наедине, превращаясь в нечто большее, чем были порознь. Я понимаю теперь, отчего он трахается с самозабвением умирающего, который ищет Бога. Из всех известных мне вещей секс с ним ближе всего к божественному. Бэрронс — мой храм. Каждая ласка, каждый поцелуй — аллилуйя.
