И снова долгий, протяжный вой точно прокатился по снегу, но впереди — большой прогал, а за ним — мост и деревня.
Теперь уже почти не страшно, считай, дошли…
* * *
Воздушный бой начался где-то совсем в стороне от нашей деревни, но вся эта грохочущая карусель — морозный воздух дрожал от рёва моторов, треска пулемётных очередей — докатилась и сюда. Наших было четыре, немецких шесть самолётов, и казалось, им всем тесно в небесной вышине. Схватились за лесом, сначала было и не разобрать, что творится, но скоро всё стало понятно. День стоял солнечный, ясный, слюдянисто блестели снега, лес темнел за рекой.
Мне на мгновение показалось, что я смотрю фильм «Валерий Чкалов»: также кувыркались серебристые самолётики, разлетались, сближались. Но бой-то шёл настоящий, взаправдашний!
— «Фоку» сбили! — крикнул боец, и уже через несколько минут «эмка» и полуторка с бойцами помчались в сторону Димитрова — эта деревня была уже в Калининской области, километрах в четырёх от нас.
Вернулись они примерно через час и привезли двух немецких лётчиков. Я не знаю, почему их допрашивали в нашей избе, но почти всё её «население» сгрудилось на нарах, у печки. На немцев смотрели так, будто их никогда не видели, хотя не прошло и двух месяцев, как пришли наши.
…За столом сидел полковник и два человека в кожаных куртках без петлиц и других знаков различия. Один из них хорошо говорил по-немецки, чётко, без запинок. Он задавал вопросы. На столе лежали документы, отобранные у лётчиков, карта, блокноты, записные книжки, фотографии.
Первый немец, с жёлтыми зубами, темноволосый, смуглолицый, отвечал спокойно и деловито. Левой брови у него не было, а щека под ней блестела туго натянутой кожей, видимо, после ожога, ухо с этой стороны точно собаки изгрызли. Его спрашивали, где базируется его часть, сколько машин в её составе, какие боевые задачи она выполняет. Воевал он уже третий год, был награждён.
Его увели, привели второго. Он был невысокого роста, белобрыс, рыжеватые веснушки заселили всё его лицо. Видно, он нервничал, желваки так и вздувались на скулах, прозрачные глаза смотрели зло и напряжённо. Его ещё не успели ни о чём спросить, как он быстро заговорил высоким, почти бабьим голосом. Немца не перебивали, а он всё больше распалялся, потом внезапно умолк, полез в карман за платком, но его, видимо, не оказалось, он растерянно вытер рукавом вспотевшее лицо.
— Он говорит, что его имя и звание мы можем прочесть в отобранном удостоверении, что он летал на многих самолётах, бомбил Москву, Киев, Ленинград. Уже был однажды сбит, но убежал из плена. Германия всё равно победит, русские морозы помешали завершить войну ещё в прошлом году, но нынешним летом всё будет кончено. Он не боится казни. Утверждает, что его не сбили, вынужденная посадка произошла из-за неисправности в одном из двигателей. И это, скорее всего, дело рук саботажников, которых допускают на аэродром.
