Я лихорадочно закивал, соглашаясь. Лоб и спина покрылись липким потом. Сердце готово было выскочить из груди. Лугонг поднялся и двинулся к двери. Постояв минуту, вернулся и снова уселся на табурет.
— Ты еще совсем молод и здоров, как я вижу. Зачем тебе бессмертие? Я знал стариков, которые отдали бы своих детей, лишь бы прожить еще день: так сильно их тела боялись разрушения. Почему ты боишься смерти, если никогда не стоял на ее пороге? Что ты будешь делать, проживая вечную жизнь? Заработаешь миллионы ваших денег, купишь сотни автомобилей и домов. Съешь гору пищи, пусть и самой лучшей, удобришь землю тоннами своих испражнений. Поимеешь тысячи женщин. И так тысячу лет, день за днем?
— Тебе не понять. — сглотнув комок, выдавил я. — У меня есть своя цель.
— Хорошо, что есть. Только бессмертие не имеет смысла, если нет цели за пределами собственного кишечника. Вечная жизнь нужна не для тела…
Внимательно всмотревшись в мое лицо, он добавил:
— Завоевать страны или разрушить их, осчастливить или уничтожить людей или всю землю — для этого могло бы пригодиться бессмертие и время для действий, которое оно дает. Достигнуть совершенства в какой-либо практике или искусстве. Существование же бессмертной обезьяны не имеет никакого смысла…
Лугонг встал и неторопливо вышел.
Я чувствовал, как разваливаюсь на куски. Половину ночи ворочался на узком топчане без малейших признаков сна. Я переживал подъем и тревогу одновременно. По манере себя вести было понятно, что Лугонг никакой не ученик. Он сам священник или больше того. Хотя и выглядел слишком молодо. Но здесь внешность могла быть обманчива, особенно у шаманов. Дед писал о том, что непальские служители бон в горах — настоящие шаманы, обладающие огромными возможностями. Как и сам Тонпа Шенраб, который был заклинателем демонов и магом. Говорят, что «Шен» и означает «шаман» на каком-то из старых языков, и сами бонцы называют себя шенами.
Ко всем моим сомнениям примешивалась изрядная доля страха. Мне уже стало ясно, что моя встреча с Лугонгом была совсем не случайна. Меня ждали. Не знаю, каким образом это возможно, но точно ждали. И кем бы ни был этот отшельник, теперь я был уверен, что он встречался с дедом. Иначе откуда бы они оба знали о Дордже? Меня тревожило столь быстрое развитие событий. Как будто кто-то подталкивал… И Лугонг этот: странно как-то говорит, прямо как ножом режет… Может быть, меня так и прирежут — после того, как я отдам им артефакт. Или принесут в жертву во время погребального обряда. Раньше, насколько я знал, такое практиковалось. Упоминалась, правда, жертва в виде туши или головы оленя, но, может, человеческая лучше… Его отец был лунгомпа. Тибетский скороход. Говорят, что, пребывая в состоянии особого транса, лунгомпа способен преодолевать расстояние до двухсот километров за сутки. Но дед в своем дневнике упоминал, что лунгомпа проходит эту дистанцию, сокращая путь через нижний мир. Лугонг — сын тибетского скорохода, а значит… Не знаю, может, все не так страшно, но как-то тревожно…
