Повзрослев, я понял: большинство из нас отрицают смерть даже стоя на ее пороге. Завещают имущество, открывают банковские счета на детей и родственников. Словно бессознательно стремятся продлить свое физическое существование. Другие же, страхуя собственное посмертие, регулярно посещают церковь, дацан или синагогу, заблаговременно уплачивая налог за будущее существование, пытаясь вступить со смертью в имущественные отношения, одновременно отрицая ее неотвратимость и материальность. Третьи и вовсе, полностью находясь под властью нашего предметного мира, наивно полагают, что, умерев, возможно сидеть у какого-то окна и наблюдать счастливую жизнь своих родных, наслаждаясь своими земными «свершениями». Тем более, что для этого всё приготовлено: обучение детей оплачено, наследство разделено и «грехи отпущены». Отношение к смерти как к преходящей иллюзии, которая заканчивается с установкой надгробия. После этого жизнь продолжается, как будто ничего не произошло. Но только не для мертвого.
Для благополучного большинства смерть непонятна, отвратительна и, что самое важное, рационально никак не объяснима и не нужна. Ты проживал жизнь, как тебе предписывало общество, следовал наставлениям родителей и учителей, работал, обзаводился имуществом, выращивал детей, жертвовал на благотворительность. Ты исполнил все предписания и награда для тебя — смерть. Страшно и невозможно принять собственную смерть по-настоящему. Какой в ней смысл? Если Лугонг прав и отрицание смерти — это влияние тела, пусть изношенного или больного, тогда зачем было рождаться вообще? Чтобы еще одно тело, вставая в очередь, росло, питалось, испражнялось и умерло? Строить города, создавать культурные ценности или технологии, цивилизацию, вносить свой вклад… Для чего? Для будущих поколений и выживания человечества? Уверен, что те, кто будет жить после меня, даже не узнают о том, что я когда-то был. Как и мне, уйду ли я окончательно или окажусь в загробном мире, будет неизвестно, кто живет после меня и зачем.
Я люблю детей и, еще будучи подростком, с удовольствием возился со своими младшими кузенами и их друзьями и тоже хотел бы иметь ребенка. Это хорошая и достойная цель в жизни. Но я отчетливо понимал, что, когда я умру, мои дети так же исчезнут, как и весь мир. Это невыносимое чувство не раз ставило меня на грань нервного срыва. Умирая сам, я словно уничтожаю своих детей и других близких. Никакие слова никаких священников или мудрецов не смогут убедить меня в обратном. Весь мир и все, кого мы любим, существуют только пока мы живы.
