7.
Кривой Рог для меня всегда был местом прощаний, даже когда я к нему привык, и потом, когда охладел, и даже когда возненавидел ненавистью местного жителя.
Уже на улице Мелешкина, в большом девятиэтажном доме с центральным и черными ходами, я стал настоящей футбольной знаменитостью двора со всеми причитающимися этому почетному званию привилегиями перед младшими и уважением старших пацанов. По телевидению я смотрел только футбольные матчи, покупал футбольные программки, ездил болеть за «Кривбасс» на стадион «Металлург» и мечтал о большом футболе (на самом деле удовлетворяясь пустырем напротив войсковой части). Пустырь оканчивался стихийными огородами, которые предприимчивые жители нашего микрорайона засаживали картофелем и овощами. Картошку осенью мы пекли на огне и принесенной из дома солью посыпали ее, треснутую надвое, ели желто-белую мякоть с черным пеплом, который оставался на руках и лицах. За огородами начинались балки и урочища, которые спускались к реке Саксагань. Сама река и ее берега своим цветом напоминали мне раствор марганца, который разводила для нас мама при признаках отравления. В реке, к удивлению, водилась мелкая рыбешка с красными плавниками и тысячи лягушачьих личинок. Местным развлечением среди моих ровесников было ловить их и потом, сидя на берегу, отрезать им головы лезвиями «Ленинград» или «Нева».
Со временем наши футбольные матчи в перерывах заполнялись эротическими и порнографическими анекдотами и историями про драки между районами, про ментов, которые те драки разгоняли, про наркоманов и дозы, про тюремную жизнь и тюремные законы, рассказанные дядей Колей, чьи наколки указывали на его нелегкий жизненный путь.
У одного из пацанов дядя был моряком дальнего плавания, жил в Одессе. Как-то в подарок он привез ему морской бинокль. Этот бинокль пацан выносил во двор с разрешения родителей, а иногда и без. Тогда мы покидали пустырь и шли к реке. Там на берегу мы отыскивали тех, за кем интересно было подглядывать, прежде всего нас интересовал секс. Владелец бинокля, став на колени, как командарм Чапаев перед боем, высматривал жертву и, говоря «у, бля!», заинтересовывал остальных. Каждый из нас, вглядываясь в даль, пытался представить себе, что там можно было вэтот момент увидеть. Все в один голос начинали клянчить бинокль, толкались и выхватывали друг у друга. Когда очередь дошла до меня, я с жадностью путника в пустыне увидел, как целуется, оголяя свои тела, двадцатилетняя парочка. Позже, прочитав у Марка Хласко «Первый шаг в тучах», я вспомнил наши сеансы с биноклем и усмехнулся – похожие и отдаленные во времени истории…
