Несколько дней кряду прабабка и бабка ходили полями и искали тело Федора, видели убитых и, борясь со страхом, искали его среди мертвых. Так проходили дни, потом годы и десятилетия. Федор с каждым годом становился семейной легендой. О нем мы всегда говорили по выходным и по праздникам, особенно когда приходили бабкины дядья Роман и Василь, которые чувствовали и свою вину за судьбу Федора, хотя уберечь его вряд ли было возможно.
О бабкином брате Василии все, по крайней мере, знали, что он погиб на войне и покоится в братской могиле где-то возле польского села Студзяна под Варшавой, а Федор, можно сказать, пропал без вести.
Я докопался до протокола допроса председателя Базарского сельсовета Дмитрия Микуляка, который, возможно, был уничтожен в 1948-м как вероятный информатор НКВД.
Этот протокол опубликован в летописи УПА. В нем Микуляк достаточно детально излагает хронику событий в период 1944–1948 годов. Никакого упоминания о ястребках я там не нашел. Есть много того, что проливает свет на те события, но про нашего Федора нет ничего. Те, кто его уничтожил, могли и сами на следующий день попасть в засаду, или сгинуть в бункере, или, заподозренные своими, быть ликвидированы. Ничего не известно.
Тогда, примеряя клетчатую куртку, штаны и башмаки ястребка Романа и беря в руки карабин, которым я по сценарию должен был отстреливаться в ночном бою, я стал на экране Федором, шестнадцатилетним братом моей бабки Анны, расстреляв в ночь весь выделенный мне пиротехником запас пуль.
Затвор в моем карабине был настоящий.
Вместе с другими непрофессиональными актерами Витей Феськовым и Матеем мы завалились в ресторан, чтобы отметить свой кинематографический дебют. По правде говоря, Витя и Матей обладали бо́льшим опытом съемок в кино – Витя как автор любительских короткометражных фильмов и руководитель школьной киностудии, Матей же должен был быть продюсером нашего с ним фильма о передвижном театре, к которому я совместно с ним писал сценарий. Было уже выбрано место для съемок, подобраны актеры из местных жителей и учащихся школы, где он преподавал русскую филологию, однако что-то сломалось, и оказалось, что к тому времени я утратил всякий интерес к этой идее.
У меня, в отличие от них, были свои кинематографические амбиции, которые укладывались в большую «Энциклопедию кино», которую я купил еще в середине восьмидесятых в Симферополе (где мы втроем путешествовали по Южному берегу Крыма со всеми приключениями, характерными для таких, как мы, молодых). Раскрыв книжку на букву «Т» и попав на имя Андрея Тарковского, без колебаний заплатил двадцать пять рублей и возил этот огромный том по всему Крыму.
