Была уже глубокая, темная ночь, очень тихая, что редко случается в тропиках. Слышно было лишь потрескивание пылающего терновника и шипение огня, освещавшего нависшие полукругом скалистые утесы. Месяц не озарял глубин ущелья, но зато в вышине мерцали мириады незнакомых звезд. Стало так холодно, что Стась проснулся. Он стряхнул с себя сонливость и тотчас же подумал о том, хорошо ли защищена от холода малютка Нель.
Но он успокоился, вспомнив, что оставил у нее в палатке на войлоке плед, который Дина захватила с собой из Файюма. Кроме того, он рассудил, что, едучи от самого Нила, хотя незаметно, но все в гору, они должны были за столько дней подняться довольно высоко; следовательно, в такие местности, где лихорадка не грозит уже так, как у низкого берега реки. Пронизывающий ночной холод, казалось, подтверждал это предположение.
Эта мысль придала ему бодрости. Он вошел на минуту в палатку, чтоб послушать, спокойно ли спит Нель. Вернувшись, он сел поближе к огню и опять задремал, а потом даже заснул крепким сном.
Вдруг его разбудило ворчание Саба, который перед тем свернулся клубком у его ног, собираясь тоже заснуть.
Кали тоже проснулся, и оба стали с беспокойством смотреть на собаку, которая, вытянувшись, как струна, навострила уши и, расширив ноздри, нюхала воздух с той стороны, откуда они приехали, впиваясь в то же время глазами в темноту. Шерсть на спине и на шее встала дыбом, а грудь вздымалась от воздуха, который она, ворча, втягивала легкими.
Молодой невольник поспешил подбросить сухих веток в огонь.
– Господин, – шептал он, – взять ружье, взять ружье!
Стась взял ружье и отошел на несколько шагов от огня, чтоб яснее разглядеть что-нибудь в глубокой тьме ущелья. Ворчание Саба сменилось прерывистым лаем. Некоторое время ничего не было слышно. Но вскоре до ушей Кали и Стася донесся издали глухой топот, точно какие-то огромные животные быстро мчались по направлению к огню. Топот этот порождал в тишине громкое эхо, отражавшееся от скалистых стен, и становился все слышнее.
Стась сообразил, что приближается какая-то грозная опасность. Но что бы это могло быть? Может быть, буйволы, а может быть, пара носорогов, ищущих выход из ущелья?.. Если это так и если гром выстрела не испугает их и не заставит повернуть назад, тогда ничто не спасет караван, потому что эти животные ничуть не менее опасны, чем хищники; они не боятся огня и растопчут все на своем пути…
А может быть, это какой-нибудь отряд Смаина, который, наткнувшись в ущелье на трупы, мчится по следам убийц? Стась сам не знал, что было бы лучше – скорая смерть или новый плен. У него мелькнуло при этом в голове, что если сам Смаин находится в отряде, то дервиши или убьют их немедленно, или, что еще хуже, замучат перед смертью страшными пытками. «Ах, – подумал он, – пусть бы это были лучше звери, а не люди!»
