– Хорошо. Пусть Хамис даст сюда ружье, а ты можешь его вынуть.
Суданец с большим вниманием следил за движениями Стася и, когда тот передал ему ружье, стал пробовать собрать его. Это удалось ему не сразу; но так как арабы вообще отличаются большой ловкостью, то вскоре ружье было собрано.
– Открой! – скомандовал Стась.
Идрис легко открыл штуцер.
– Закрой!
Это далось ему еще легче.
– Теперь дай мне пустые гильзы. Я научу тебя, как надо заряжать.
Арабы сохранили гильзы, из которых Стась высыпал порох, так как металл их представлял для них большую ценность. Идрис дал Стасю две таких гильзы, и обучение началось снова.
– Хорошо, – сказал Стась, – вот ты умеешь уже собирать штуцер, умеешь разбирать его, заряжать и спускать курок. Теперь тебе нужно только научиться целиться. Это самое трудное. Возьми-ка пустой кувшин от воды и поставь его в ста шагах… Вон туда, на те камни… А потом вернись ко мне, и я покажу тебе, как надо целиться.
Идрис взял кувшин и без малейшего колебания пошел, чтоб поставить его на указанное место. Но прежде чем он сделал первые сто шагов, Стась вынул пустые гильзы и вставил на их место заряженные патроны. Не только сердце, но и пульс в висках начал стучать у него с такой силой, что ему казалось, будто голова его разрывается на части. Решительный момент наступил – момент свободы для Нель и для него – момент победы, такой страшный и такой желанный!
Жизнь Идриса в его руках. Только спустить курок, и этот предатель, похитивший так коварно Нель, падет мертвым. Но Стась почувствовал вдруг, что ни за что на свете не сможет выстрелить в человека, обращенного к нему спиной. Пусть он, по крайней мере, обернется и пусть глянет смерти в глаза.
А что потом? Потом прибежит Гебр и, прежде чем он сделает десять шагов, он подвергнется той же участи. Останется Хамис. Но Хамис потеряет голову, а если и не потеряет, то пока он что-нибудь сделает, будет время зарядить ружье новыми патронами. Когда приедут бедуины, они застанут товарищей мертвыми и сами встретят то, чего заслужили. Тогда останется только направить верблюдов к реке.
Все эти мысли и картины вихрем проносились в голове Стася. Он чувствовал, что через несколько минут совершится страшное и неизбежное дело. В груди у него сбились в кучу и гордое чувство победы, и чувство непреодолимого отвращения и ужаса к этой победе. На одно мгновенье его охватила нерешительность. Но он вспомнил те муки, которым подвергались белые пленники; вспомнил и своего отца, и мистера Роулайсона, и Нель; вспомнил Гебра, который ударил девочку корбачом, – и злоба вспыхнула в нем с новой силой. «Нужно! Нужно!» – повторил он упорно про себя, сквозь стиснутые зубы, и на его застывшем сразу, точно высеченном из камня, лице отразилась непоколебимая решимость.
