— Неправильно. — И грязный палец указал другое направление.
Обрыв
ГОРА поднималась уступами, словно гигантскими ступенями, которые заросли гигантскими же лиственницами, кленами и ясенями. Было похоже на сильно запущенный парк. Апельсиновая девчонка остановилась, переводя дух. Откуда-то сверху раздался голос-колокольчик:
— Можешь вот так постоять? Постой еще немножко, пожалуйста!
— Я только и могу — стоять. Или упасть и не встать. Это Эльбрус, а не Белая Горка!
— А это и не Эльбрус, и не Белая Горка. Дачи совсем в другой стороне. Здесь городской парк начинается. Ты, наверно, не здешняя?
— Да уж, ожидала я чудес, — мрачно проговорила апельсиновая девочка. — В Белогорске моя мама родилась. Я про него сопли-вопли всё детство слушала. Судя по восторгам, здесь должны быть принцессы, феи, эльфы…
Она разглядела среди веток на обрыве фигуру с карандашом в быстро-быстро двигающейся руке.
— Поднимайся сюда. Передохни на лавочке. Мне нужно твоё лицо. Тебя как зовут?
— Юля. А тебя?
Юля одолела последнюю вертикаль и оказалась под двумя березами, которые росли в обнимку на самом краю.
Перед ней сидела принцесса. У нее были огромные голубые глаза и золотистые волосы, кольцами разбросанные по плечам. Если бы собственные Юлины волосы потеряли красноватый оттенок, побледнев до золотистого, а веснушки исчезли, а нос утончился, а рот уменьшился, то и она стала бы похожа… Апельсиновая девочка тряхнула головой и вернулась в реальность.
— Марина, — представилась принцесса, не переставая работать карандашом.
Юля присела рядом, заглянула в рисунок, прочитала на подложенной под него книге название:
— «Поллианна». А, это про рыжую девчонку, которая играла в радость. А ты ее и рисуешь? И тут как раз я, тоже рыжая? Но это же детская книжка, я ее в четвертом классе читала.
Марина была как раз принцессного возраста, на вид лет семнадцати.
— А мне двадцать, — уточнила она. — Но захотелось перечитать. Знаешь, как в одном стихе: только детские книги читать, только детские думы лелеять, всё большое надолго развеять, из глубокой печали восстать.
— Это из какой же печали? — поинтересовалась Юля бесцеремонно: раз ее используют, заставляют позировать, то чего церемониться. Но художница сказала только:
— Хотела вспомнить, как играть в радость. Воспользоваться способом Поллианны, раз само по себе ничего не радует. А книжка, видишь — без картинок, и я решила это исправить. Мне до сих пор кажутся несправедливыми две вещи: что у взрослых нет каникул на всё лето и что для них делают книжки без картинок.
