- Сволочи, - невольно выругался он и стал бинтовать тряпкой палец, который был поцарапан куском штукатурки, отбитым от стены пулей. Арестанты сгрудились около него, когда загремел засов. Старший надзиратель с хриплой руганью обрушился на них.
- Выходи вперед! Кто выбросил сверток? Хуже будет. Выходи сам!
Ребров сделал два шага вперед.
- Я подходил к окну, но свертков не бросал, а выпустил воробья.
- Молчать! Фамилия? Ответишь теперь… Воробья выпустил! Знаем мы этих воробьев. Сам воробья получишь.
Двери снова захлопнулись за старшим, и Ребров остался ожидать расправы за нарушение приказа тюремного начальства. Арестанты сочувствовали ему.
- Зачем вышел? Мы бы тебя не выдали.
- Тогда всех бы вас подвел под наказание.
- Не к добру это тебе птица села на плечо, - посулил пожилой железнодорожник, - кабы не было беды тебе, Чистяков.
Воробьиная история и выстрел взволновал на весь день тюрьму, и особенно камеру Реброва. День прошел быстрее, чем обычно, и после вечерней проверки те, кто не рассчитывал в ночь попасть в число расстрелянных, могли мирно укладываться спать до завтрашнего утра. Вдруг в восьмом часу вечера необычные шаги раздались по коридору.
- Рано сегодня, - соображал кто-то из арестантов вслух.
- Из которой? Не из нашей ли?
- К нам, к нам, - прошептало несколько голосов.
Шаги смолкли у дверей. Двери раскрылись.
- Чистяков! Собирайся!
- Я готов.
- С вещами.
«Узнали», - мелькнула у Реброва мысль.
С вещами и после вечерней проверки отсюда уходили только навсегда. Сомнений быть больше не могло.
- Торопись! - рычал надзирательский бас.
Руки немножко одеревенели. Из вещей у Реброва были только корзинка от передачи, бутылки и подстилка.
- Оставь нам. Тебе все равно ни к чему, - шептал сзади какой-то тощий мужичонко.
- Возьми.
- Фуражку?
- На и ее.
- Говорил я: не к добру птица на человека садится, - пробормотал, не обращаясь ни к кому, железнодорожник.
- Идем, - резко сказал Ребров надзирателю.
Проходя по тюремному дворику, он не выдержал и спросил конвоира:
- Куда?
- Куда вашего брата водят? - обрезал тот и свернул к тюремной конторе.
Здесь было все так же, как и в тот день, когда Ребров впервые попал в контору. В узком коридорчике сидели надзиратели, дожидавшиеся своего дежурства. За решетчатой стенкой несколько канцеляристов арестантов что-то тщательно записывали в книги. Налево - дверь в тюремную церковь, а прямо - в кабинет начальника тюрьмы. Надзиратель шел прямо. На минуту задержался у дверей кабинета начальника, постучал в нее и пропустил вперед Реброва.
