Избавь от пороков ты люд проказный.
Я глыбина был! Вне себя от восторга,
Оружие где?! — захрипел в небеса.
И что же я вижу?! Ко мне из морга
Гитара прёт, в ритме марша бесясь!
Я только с поминок, — она простонала,
Мой муж для тепла своё сердце сорвал.
Вдова меня глазом деки глотала.
Догадка вдруг болью мозги мне свела.
О, Боже! Так вот какое оружие…
Взмолился: Брось, Бог, я не стою его!
Семь струн заскулили: кому-то, ведь, нужно,
Не ты, не другой, кто же вздыбится, кто?!
Не ты, не другой, кто же вздыбится, кто?!
И я, прозревший, перебил: Буду!
Буду «иуд» клыками правды вскрывать,
Прости лишь гитара, что песня покуда
Не может, как у него прочевать.
Но, я смогу! Я пройду по канату!
Кантату сердце в жилах поёт.
Чуть влево, чуть вправо — убьюсь? Да! Но свято
Я помню ЕГО! Разберёмся! Вперёд!
(песня Н. Джигурды, запись 1984 г.)
Повторяю, эту песню я воспроизвёл, полагаясь лишь на свою память, поэтому заранее приношу извинение Никите Джигурде на случай, если я что-то пропустил или неверно написал некоторые слова.
(К сожалению, такое случается, невольно перевираешь слова в чужой песне. Иногда тому виной стократно перезаписанная плёнка с изначально некачественной записью, а иногда авторов-исполнителей подводит их дикция.)
А вот как Никита Джигурда появился в жизни Максима Кравчинского. Цитирую:
«Весной 1987 года ко мне зашёл мой товарищ Андрей Глебов. Нас связывала дружба и общая увлечённость «блатной музыкой». Войдя в квартиру, он почему-то странно огляделся по сторонам и тоном заговорщика спросил: «Ты один? Я такое принёс! Обалдеешь!» Заинтригованный, ожидая услышать нового Токарева или Шуфутинского, я устремился к магнитофон у.
— На, включай! Только потише сделай и окно закрой! — попросил Андрей.
— Там что, матерное что-нибудь? Беляев?
— Там ещё круче! — как-то нервно рассмеялся Андрюха и снова принялся озираться по сторонам. Даже в окно выглянул и прикрыл его тут же.
«Что за дела?» — думаю.
Беру кассету (новенькую голубую (Sony). А с кассетами, надо сказать, тогда был страшный дефицит. Андрюхин батя купил эти самые Sony, отстояв часов шесть в очереди в универмаг «Московский» почему-то с чёрного хода. В одни руки — одна коробка, и привет! Что ж там за запись сумасшедшая, если отец решил под неё новую плёнку вскрыть? Вставляю кассету, нажимаю play и через пять минут выпадаю в осадок.
Действительно, та-ко-го мне ещё услышать не доводилось. Хриплый, сильный голос под довольно солидный аккомпанемент, с надрывом, от которого бежали мурашки, пел: «Перестройка, перестройка! По России катит тройка, водка десять, мясо семь, обалдел мужик совсем…» И далее с откровенными выпадами в адрес «товарища генерального секретаря», его супруги и иже с ними. Всё, о чём думали советские граждане в тот период, боясь поделиться этими мыслями даже с родной матерью, неизвестный мне тогда певец рубанул, как говорится, с плеча.
